Весь сегодняшний день я провел в подготовке к очередной вылазке. Изучал карту, наметил путь, рассчитанный на несколько месяцев. Основная цель моих скитаний— выяснить историю происхождения таинственной маски, которая находится в нашем музее. Никто ничего не может о ней рассказать. Несколько лет назад пришла по почте анонимная посылка. Кто ее прислал и откуда? Эту загадку я и должен разгадать.
Вечером, устав от работы, я вышел из здания музея и не торопясь направился к берегу моря.
Солнце только что зашло. Со стороны океана подул легкий ветерок. Несколько пароходов застыло в ожидании разрешения на въезд в залив. Зажглись огни. Светящиеся зигзагообразные полосы легли на светлую зелень воды и сразу же погрузились в прибрежную муть.
Здесь мне делать нечего. По инерции поворачиваю в сторону города. Полная луна льет свой свет сквозь плюмажи пальм, их разлапистые тени ложатся на асфальтированный тротуар. Приятная прохлада океана сюда не доходит. Сразу становится душно и жарко. У местных жителей я научился ходить не спеша. Я бесцельно бреду, медленно переставляя ноги. Строительство этой стороны Дар-эс-Салама еще не закончено, повсюду возвышаются несимметричные стены рождающегося города. Я направляюсь к виднеющимся вдали пятнам зелени. Там ютится беднота, там нет ни магазинных витрин, ни света фонарей. Постепенно дома утрачивают свой столичный вид, все чаще перемежаясь с полуразрушенными хижинами. Во дворах разведены очаги. На них готовится пища, а вокруг движутся пурпурные тени.
Неожиданно я услышал приглушенный, но хорошо знакомый, басовитый звук барабанов. Я остановился, прислушался. Звук доносился из боковой улочки. Это не был ночной телеграф, барабан выбивал обычный ритм танца. «Пойду посмотрю», — решил я.
По мере того как я приближался, подходили все новые и новые прохожие, собираясь в шумные, активно жестикулирующие группки. В этой толпе я оказался единственным европейцем.
Вот и огражденная площадка, в центре которой на высоком шесте колышется керосиновая лампа. Полами некогда белых, по-арабски наброшенных плащей танцующие поднимают клубы пыли. Их подвижная змейка извивается, перемещается, то оказываясь в тени, то вновь выходя на освещенное пространство.
Две профессиональные проститутки, стройные и ловкие, раскрашенные как чучела, украсив головы султанами из перьев, вызывающе размахивают юбками хула-хула. Чувственной пластикой плеч и бедер они искусно привлекают клиентов. Сквозь толстый слой пудры, скорее даже помады, пробивается фиолетовый оттенок щек. Губы алеют старопольским амарантом. Однако хорошей клиентуры не много.