— Надо их развести, а то будет плохо! — бормочет джумбе, и сразу же десятки рук хватают бойцов за полы одежды. Но отдать приказ легче, чем его выполнить. Ни один не хочет оставить поле битвы первым. Как это будет выглядеть? Противники выкрикивают угрозы, размахивают кулаками и продолжают гневно наскакивать друг на друга.
— Довольно, хватит!.. — кричат все вокруг.
Я покупаю две такие палки и тут же делаю запись в блокноте: «Палки племени вамбугве для рукопашной битвы. Гарды из кожи бегемота или носорога».
Моя каждодневная охота за экспонатами для музея начинается по уже установившейся традиции. Я говорю проводнику:
— Попроси джумбе — пусть принесут шитые бисером юбки. Я хотел бы купить несколько штук. Скажи также, чтобы захватили рожки для табака, я выберу лучшие. Обещай, что за все хорошо заплачу.
Тут-то и начинается представление. Вождь племени, выступая в роли мудреца и поверенного вазунгу, объясняет окружающим то, чего не понял сам. Он, разумеется, хитрит, выдумывает, но присутствующие слушают его с раскрытыми ртами.
— Сам бвана мкубва, как видите, таких юбок не носит. Его жена и другие женщины в Улая таких юбок тоже не носят, но зато там есть большие обезьяны, а они только в таких юбках и ходят. Так вот для этих обезьян бвана мкубва все и покупает.
Слушатели важно кивают головами.
А тем временем мальчики-посыльные уже возвращаются с охапками разного старья. У моих ног вырастает куча хлама, который при всей нищете местные жители уже не в состоянии использовать. Среди этой свалки — даже современные резиновые туфли.
— Вазунгу скупает старые вещи! — летит по деревне радостная весть, и каждый спешит с чем только может, что успел схватить в темном углу своей хижины.
Я не охлаждаю их энтузиазма: из груды рухляди часто можно выбрать реликвии древности. Неожиданно обнаруживается то деревянная ножка от скамейки с искусной резьбой, то кусочек какого-нибудь бронзового украшения, то фрагмент фигурки, высеченной из эбенового дерева. А это всегда наталкивает на мысль о том, что если найдена часть, то следует искать и целое.
Вот и теперь я вытаскиваю из кучи старья потрепанный широкий кожаный пояс с рядами нашитых на нем раковинок, тех самых, которые выполняли некогда функцию африканской разменной монеты.
— Может быть, у кого-нибудь сохранился такой же целый пояс?
Ребята мигом вскочили, и через несколько минут передо мной лежали три одинаковых пояса.
Я слоняюсь всюду, заглядываю под каждую крышу, добродушно улыбаюсь каждой старухе, стараясь расположить к себе их сердца. Постепенно жители деревни привыкают ко мне. Они видят, что я не пытаюсь их обмануть, плачу честно, даже слишком щедро, и начинают вынимать из своих закромов все самое лучшее. Я уже приобрел две хорошенькие корзинки и несколько декоративных тарелок. От хижины к хижине увеличивается число моих юных помощников, добровольных носильщиков. Каждый стремится заработать и принять участие в развлечении. Купленные мною вещи они делят между собой: один несет лук, другой — стрелы, третий — горшок, а четвертый — крышку от него. С болью в сердце я вынужден иногда отказываться от ценного экспоната, потому что его невозможно увезти. Так, например, вамбугве хранят просо в огромных глиняных сосудах шарообразной формы, диаметром три метра и более. Такую «вазу» сооружают внутри хижины, так как иначе она не вошла бы в дверь, но зато и вынести ее из хижины невозможно.