Он ни с кем не заводил разговора. Для этого у него не было времени. Мамби был занят работой, он не стоял просто так за стойкой, он был не из тех, кто устраивает себе передышку. С наиболее почетными гостями он вел себя так, как это делают взрослые, дружески беседуя с равными себе, в то время как с детьми они разговаривают сухо, небрежно бросая слова. Иногда вместе с питьем он выдавал и шутку; тогда стоящим у стойки было над чем посмеяться. Они называли его «Мамби здесь, Мамби там». Короче говоря, его любили. Он обладал врожденным юмором. Добропорядочный человек, свой среди своего народа.
Где я видел человека, так похожего на него? Он был африканцем и в то же время не был им. Маленький берлинский трактирщик прошлых времен? Нет, почему мне приходит на ум Берлин? Скорее Париж или Марсель, но Мамби, очевидно, не был ни в Париже, ни в Марселе. По разве эти типы из французских бистро, кафе и отелей не отправлялись в огромном количестве в колонии — специалисты, умелые предприниматели, энергичные стяжатели, образцы для африканских Мамби? Бритый череп хозяина гостиницы блестел, как спелый каштан осенью, очки сверкали. От его взгляда ничто не ускользало. «Браво, — думал я про себя, — при такой находчивости, такой энергии, сочетающейся с юмором, и к тому же еще при таком умении быть необходимым тому, в ком заинтересован, ты скоро станешь господином положения, хотя гостиница пока еще и бедновата».
Я не изменил своего мнения о Мамби, когда он дернул за ухо красивого шестнадцатилетнего помощника кельнера, который был ленив и неловок, но, как казалось, готов был услужить гостю на свой лад. И хотя я пожалел парня, когда ему пришлось претерпеть от хозяйской руки, но в душе я все же кивнул месье Мамби. Что ему еще остается делать, если приходится заботиться о порядке в гостинице и ее престиже? Позднее я заговорил с ним; мы вместе курили, и он подробно рассказал о себе. Мамби взял гостиницу в аренду не очень давно, арендная плата была высока, и он никогда не знал, сумеет ли уплатить очередной взнос вовремя, в назначенный день. Он объяснил также, почему не всегда может подать лед к питьевой воде и пиво появляется на столе теплым, почему его масло зеленоватого цвета и так неприятно пахнет сыр. Мы были если не друзьями, то во всяком случае понимали друг друга, как два взрослых человека, стремящихся делать все так, как следует.
Это было в первый день, но уже на второй меня сильно смутил тон, которым Мамби говорил с собственными детьми. Что с ним? Еще немного, и он стал бы наказывать их на наших глазах. Л они были очень милые дети, тихие и ищущие любви. Совсем недавно мы, растрогавшись, наблюдали, как мальчик терся о колени отца, когда тот, измотанный на работе, на несколько минут упал, вытирая пот, на стул. Десятилетний мальчик и его восьмилетняя сестра ходили в гимназию и приносили домой, как мы знали, хорошие отметки. Я еще в первый день сказал месье Мамби, что считаю его детей хорошо воспитанными. Он отмахнулся, но моя похвала была ему приятна, чего он не мог скрыть.