Еще тогда, будучи в Секонди-Такоради, наблюдая бурные демонстрации забастовщиков и их неожиданных союзников — рыночных торговок, мне показалось крайне важным понять, как возникла эта характерная для Западной Африки женская монополия в торговле. Мне виделась нить, связывающая времена, в которые женщина — по традиции и сегодня собирательница съедобных корней, диких плодов, зерен, трав — обработала первое в истории Тропической Африки поле и создала земледелие, и наши дни, когда законы местной справедливости, отдающие человеку то, во что он вложил свой труд, позволили женщине прийти на рынок с собранным ею урожаем и продать его. Впрочем, все это — одни предположения…
В скобках замечу, что едва ли не самой привлекательной в журналистике чертой, на мой взгляд, является настоятельность, даже упорство, с которым эта профессия заставляет журналиста объяснять то, что он видит в жизни. Он служит как бы впередсмотрящим интеллигенции и общества, первым замечает, что скрывается за очередным поворотом истории, первым дает свой, может быть, слишком торопливый и беглый ответ. Конечно, далеко не всегда имеет он возможность с честью выполнять свой долг, много разных помех притупляют его перо… Да и сама работа торопит, она ставит новые и новые вопросы, требует ответа, но не предоставляет времени, чтобы дать ответ действительно полный и глубокий. Журналист вынужден передавать эстафету ученым. И это оставляет иногда каплю горечи и неудовлетворенности в его душе.
В Онитше у меня не было знакомых, поэтому после осмотра рынка я не медля выехал дальше, в административный центр области. Меня подгоняло и скорое истечение срока действия визы в моем паспорте. Если бы я опоздал к границе, последовали бы весьма неприятные беседы с чинами нигерийского им-миграционного управления, которые внимательно следят за тем, чтобы гости Нигерии не задерживались в стране после отведенного им срока. Еще с самими нигерийцами, пожалуй, и удалось бы объясниться, но если вмешался бы в дело британский «советник» — холодновато-вежливый, неуступчивый в своей тщательно скрываемой враждебности, то тогда со мной обошлись бы весьма сурово. Пребывание в какой-нибудь нигерийской «каталажке» мне, естественно, не улыбалось.
К счастью, от Онитши до Энугу проложено прекрасное шоссе, так что можно было ехать «с ветерком».
Вдоль дороги расположено много деревень; этот край вообще самый густонаселенный в нигерийской федерации, и деревни выглядели на удивление зажиточными. Большинство домов крыто железом, даже листами алюминия, дома светлые, просторные, с застекленными окнами и резными дверями в центре. Очень хотелось войти через калитку в один из этих зеленых, цветущих садиков, постучать в дверь, познакомиться с хозяином. Но нужно было спешить.