Другое любопытное суждение: «Несколько французских эмигрантов… пресмешно гневались на карбонариев и презабавно проклинали Боливара, преимущественно за то, что все щёголи того времени носили свои цилиндры не иначе как с широкими полями à la Bolivar».
Историки моды упоминают о необычном чисто русском явлении: молодые люди второй половины XIX века носили широкополые мягкие шляпы, называя их «пушкинскими» в память воспетого поэтом боливара…
Самая первая шляпа Пушкина? Таковой стал картуз, что красовался на голове полуторагодовалого Александра и вызвавший гнев императора Павла. «Видел я трёх царей, – напишет много позже поэт, – первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упёк меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвёртого не желаю; от добра добра не ищут».
Встречу Пушкина-ребёнка с Павлом I скорее можно отнести к историческому курьёзу. А вот с четвёртым самодержцем, будущим Александром II, тогда ещё наследником, поэту доводилось не единожды видеться.
Итак, история картуза, фуражки с козырьком, кожаной или из ткани, берёт начало в Северной и Восточной Европе XVI века, где был он в большом ходу у шведов, немцев, голландцев. Даже название картуза (с нидерландского Karpoets – дорожная шапка) указывает на его европейское происхождение. Первоначально он представлял собой мягкий колпак с козырьком и призван был защищать от мороза уши его владельца. Особо популярным картуз, как часть воинской формы, стал в европейских армиях XVI–XVII столетий.
Но и гражданским персонам картуз явно пришёлся по душе. В «Евгении Онегине» в картузе в гости к Лариным является Петушков; в картузе и с дорожной тростью в руке изобразил себя поэт на рукописном листе.
Вспомним, что и герой «Медного всадника», потерявший разум несчастный Евгений, проходя по Сенатской, мимо «бронзового истукана», смущённо и поспешно «картуз изношенный сымал». Знать бы Пушкину, что картуз носил и сам Пётр Великий, им воспетый!
Полные молодого задора строки поэта-лицеиста:
Завернувшись балахоном,
С хватской шапкой набекрень
Я желал бы Филимоном…
Не представь и немчурою,
С колпаком на волосах,
С кружкой, пивом налитою,
И с цигаркою в зубах.
Каких только шапок – бухарской и молдаванской, кавказской папахи и ермолки – не носил в жизни Александр Сергеевич! Видели его ехавшим на перекладных в красной русской рубашке и в поярковой шляпе на голове. Шляпа та делалась из поярка, руна с ярки – молодой овцы первой стрижки.
Но самой узнаваемой пушкинской шляпой стал элегантный чёрный цилиндр.