Словно уговаривая себя, она все чаще заходила на страницу Ладышева в фэйсбук, просматривала практически чистый профиль, узнавала общих друзей, а однажды ночью решилась: написала письмо-исповедь, начиная с первого дня беременности. Что чувствовала, почему не призналась раньше, просила прощения. Закончив длинное-предлинное письмо, она поискала в почте адрес Вадима, но, странное дело, не нашла: не было его ни в отправленных письмах, ни в полученных, ни в папке с черновиками. Не выдавал и поисковик. Озадаченная, она решила продолжить поиски утром. В крайнем случае попросит Веню найти адрес.
Решимость Кати связаться с Ладышевым была настолько велика, что она едва не сделала это прямо перед сном. Но что-то остановило в последний момент: то ли чрезмерная усталость, то ли страх… Не так-то просто далась ей эта исповедь.
А наутро… Появившийся на странице Вадима пост с фотографиями о проведенном накануне романтическом вечере мигом вернул ее с небес на землю: не будет она просить у него помощи! Лучше ему вообще ничего не знать о Марте! Ну и что из того, что придется жить с мужчиной без любви, делить с ним постель? Ради жизни ребенка женщины шли и не на такие подвиги!
Вот так и получилось, что вместо того, чтобы отправить письмо Вадиму, спустя три недели она позвонила Генриху. Через десять дней уже вместе они въехали в скромный арендный домик, принадлежавший строительной компании Роберта. Втайне тот больше других радовался такому исходу событий: слишком много вопросов у сотрудников вызывала женщина с ребенком, непонятно по каким причинам живущая практически в здании офиса, слишком много приходилось готовить бумаг для разных миграционных служб. Вот и славно: теперь это станет заботой Генриха.
«Почему я сразу не рассказала Вадиму о беременности? — едва не застонала Катя, не замечая, как по щекам текут слезы, а на скатерти разрастается мокрое пятно. — Почему не отправила письмо? Все было бы иначе! Пусть не так, как в кино, не так, как в моих нечастых фантазиях, но все равно было бы иначе! Генрих никогда не закрыл бы меня собой перед дулом пистолета: упал бы на землю, крикнул «Ложись!». А Вадим даже доли секунды не раздумывал… Потому что он другой! И если о ком-то заботится, то бескорыстно, не пытаясь что-то выторговать для себя. А отношение к людям, которое я сегодня наблюдала? Внимание и уважение к каждому сотруднику, независимо от статуса и должности! Тот же Генрих подчеркнуто пренебрежительно относится к тому, что я до сих пор убираюсь в офисе. Мол, недостойно. А что тут недостойного? Да я благодарна Роберту за такую подработку! И подчиненные Вадима ему благодарны: и за работу, и за отношение. Он всегда таким был. И нас с Мартой не оставил бы без помощи… Все могло быть по-другому! — прикрыла она рот ладошкой, чтобы не разрыдаться. — Ты не прав, папа: Вадим — не подонок! Это не он предал, это я не позволила ему позаботиться о нас! Не знаю, какой между вами случился разговор по телефону, почему он отказал в помощи. Но уверена: поговори я с ним тогда сама, признайся, что это наш ребенок, все было бы иначе. Потому что я успела узнать его лучше других…»