В первый день самое трудное было заставить быков попять, что я веду их не на пастбище, а в путешествие. В конце концов они повяли, что их вывели не пастись, что они должны идти, и они пошли удивительно кучно, не отставая.
Животные сопровождали меня, как собаки своего хозяина. Мой размеренный шаг увлекал их за собой. И руководимый маленькими картонными солнечными часами, я не отклонялся в сторону. А ведь ваш рейд длился двадцать восемь дней…
Дни были так похожи друг на друга, что я перестал их считать, просверливая только каждый вечер еще одну дырку в своей картонке; так отмечают на прикладе карабина каждую убитую антилопу.
Переходы были разделены на два этапа: утренний, с рассвета до 11 часов, самый длинный; вечерний, короткий, с 13 до 17 часов. Я останавливал стадо в самые жаркие для марша часы, чтобы оно паслось, потому что ночью я не мог следить за скотом, а темнота наступала вскоре после того, как я устраивал ночлег.
По пути я не пропускал ни одной к’ан. Я выкапывал мясистые корни, луковицы и даже несколько раз крупные трюфели к’аука, чему меня научили в свое время ма’наро. Так я заботился об обеде! Дыни же давали мне питье. Время от времени мне удавалось подстрелить дрофу или маленького козленка.
В полдень, как я уже говорил, скот завтракал. Трапеза двухсот шестидесяти животных стоила мне забот: ведь животные не желали пастись друг подле друга из страха, что соседи съедят их дыни или траву. Они бы разбрелись по степи, если бы не собаки, которые кусались, как черти, и я мог спокойно вздремнуть. К тому же в эти часы не надо было бояться хищников.
Но в сумерках все было по-другому. Я торопился разжечь костер, запасшись большущей кучей сухих деревьев. Эти часы были самыми прекрасными в моем долгом путешествии. Они и сейчас еще мне дороги. Собакам не было нужды лезть из кожи. Скот сам сосредоточивался вокруг меня. Они чуяли опасность. Инстинктивная потребность в защитнике толкала стадо к человеку, к жаркому пламени нашего общего очага.
Окружив меня величественными шеренгами, коровы, стоя или лежа, пристально смотрели мне в глаза. Они, казалось, говорили, что рассчитывают на меня. Они меня любили, и я их любил. Они хорошо знали мой голос. И разве не сказано в Евангелии, что пастырь узнает свое стадо, и оно узнает его. Это как раз про пас. Моим коровкам не хватало только слов…
Собаки вытягивались подле меня и отдыхали от своих сторожевых обязанностей. Я делился с ними кукурузной кашей и соком к’ап. И костями, если у меня была дичь.
Помимо основного костра поодаль от него я разжигал еще несколько и три-четыре раза за ночь вынужден был подниматься, чтобы поддерживать их. Это было нетрудно: я просыпался автоматически. Я так привык к этой обязанности, что, мне кажется, выполнял ее во сне.