* * *
«Граф Л. Н. Толстой сказал мне:
– …это ужас, сколько развелось теперь писателей, это просто ужас! И как мало имеющих право писать! Я не говорю о вас, я не читал ваших вещей, – повторил граф, – но я не понимаю, зачем так много пишут!
– Что меня касается, – ответил я, – то, может быть, и очень плохо пишу, но… если, несмотря на то, мои вещи принимаются и печатаются – значит, они хоть куда-нибудь, хоть для чего-то пригодны.
– Да как же не принимать и не печатать, – возражал граф, – когда теперь даже о всяких пустяках удивительно хорошо пишут! Как ловко теперь барыни пишут! Множество барынь пишет теперь… До чего развита в наше время техника – уму непостижимо!.. У Достоевского никогда такой техники не было, какая теперь у барынь. И до чего длинно пишут… Ужас!.. Как начнут писать какую-нибудь вещь, так могут ее до бесконечности писать…»
А. Н. Мошин. Поездка в Ясную Поляну. 1901
Страшно подумать, но я был знаком с его сыном, знаменитым палеографом Владимиром Алексеевичем Мошиным.
* * *
Мемуар писателя Алексея Силыча Новикова-Прибоя, автора романа «Цусима»:
«Вдруг останавливает меня на улице пожилой осанистый мужик. Похож на меня. Лысый, с седыми усами, в драповом пальто и шелковом кашне, в каракулевой шапке пирожком. Прямо двойник!
– Здорово! – говорит.
– Здорово, – отвечаю.
– Ну ты как? – спрашивает.
– Да все хорошо, – говорю, изо всех сил пытаясь вспомнить, кто он такой.
– Все трешь? – спрашивает он.
Ну точно, думаю, брат-писатель.
– Все тру! – отвечаю.
– Все там же?
– Ну а как же. Конечно, там же.
– Эх ты! А я – в Сандунах!»
* * *
Писатель не должен завидовать. Но – важное уточнение. Писатель может завидовать собрату-писателю или хоть покойному классику (как сказал у Булгакова поэт Рюхин про Пушкина: «Стрелял, стрелял в него этот белогвардеец и раздробил бедро и обеспечил бессмертие…»). Это нормально.
Но вот кому писатель не должен завидовать, так это философам, психологам, священникам, юристам, политикам и политическим аналитикам, экономистам и особенно – популярным публицистам.
Классические русские романы, как правило, обладают отличной фабулой. И «Братья Карамазовы», и «Идиот» с «Бесами», и «Отцы и дети» с «Дымом» и «Новью», и даже «Воскресение» – это очень фабульные вещи. Но их тяжело (физически тяжело) читать из-за того, что они так натужно серьезны. А серьезны они оттого, что автор хочет быть не только сочинителем истории о людях и их судьбах, но вдобавок еще проповедником, философом, политиком и «глубоким экономом», а также хлестким журналистом.
Почему так?
Иногда говорят, что, дескать, художественная литература в старой России была единственной общественной трибуной. Неправда! В России были десятки, а в начале ХХ века – сотни журналов, в которых печатались тысячи философов, литературных и театральных критиков, психологов, социологов, юристов, богословов, историков и просто ярких публицистов.