– Да ладно, ладно, – сказал я.
– Но дай уж я доскажу совсем без цензуры. – Таня взяла меня за руку и вдруг неожиданно нежно погладила мои пальцы. – Можно?
– Конечно. – Я в ответ погладил ее ладонь.
– А может, не надо?
– Надо, надо! – мне уже не терпелось узнать. – Надо! – И тут я засмеялся: – Смешно, как будто нам по восемнадцать лет. «Может быть, не надо?» – «Надо, надо!»
Таня тоже засмеялась и сказала:
– Социальная разница была большая, да. Но какая разница? Прости за игру слов. На пятьдесят пятом-то году советской власти? Я бы как-нибудь справилась, и ты тоже. Не в том дело. Давай честно. Только уговор – не обижаться. Ты был некрасивый. Невысокий. Не спортивный, то есть хилый. В смысле шмоток всегда какой-то помятый. Специально, что ли, такой ходил? Но я влюбилась. Не в тебя, а в твой блеск. Наверное, Кира тоже. Поэтому я влюбилась в двойной блеск, понимаешь, – в твой отдельный и в твой же, но отраженный от Киры.
– Какой еще блеск?! – я почти что крикнул.
– Не шуми. Тебя все считали и вслух называли блестящим студентом. Тебя обожала вся твоя кафедра, и другие кафедры тоже. В тебя влюблялись наши девочки. Дружбой с тобой гордились наши мальчики. Почему? Потому что блестящий. При этом ты был троечник и хвостист. Но тебе прощали даже несданные экзамены. Тебя с хвостами переводили с курса на курс, мне тетя Лера говорила. То есть вообще нечто неслыханное. Но – закрывали глаза. Тетя Лера пару раз сама вписывала тебе несданные зачеты в ведомости, ну, по непрофильным предметам. Почему? Потому что «блестящий студент». Парадокс. В чем же твой блеск? – Она сощурилась, мне показалось, как-то недобро.
– И в самом деле! – Я был готов обидеться. – Повторяю: какой еще блеск?
– То ли ты был очень хитрый, – сказала она, – то ли тебе все время везло. Ты умел как-то очень ловко обаять всех на свете. Своим как бы интеллектом.
– Как бы? Спасибо.
– Ты поклялся, что не будешь обижаться. Да, именно «как бы». Всегда получалось, что ты читал какую-то редчайшую книгу, которую никто не читал, в руках не держал, даже не слышал о такой. А у тебя она почему-то была дома. Ты мог ее даже принести и показать.
– Я не виноват, – сказал я. – Мой дедушка, папа моей мамы, был искусствовед. Не очень крупный, но все-таки. Доцент. Учился еще у стариков – у Бенуа, у Грабаря. У него была большая старая библиотека. Я же тебе показывал.
– Опять в точку! – зло засмеялась Таня. – Твой папа женился на дочери искусствоведа и сам стал режиссером. Социология элиты.
– Иди к черту, – сказал я, как только мог ласково и шутливо.