Мать помиловали и просто выгнали на улицу, в рассуждении ее дряхлости и безумия, как гласило постановление революционного суда. Действительно, эта попытка убежать была явным доказательством умственного расстройства пятидесятилетней старухи – тем более что в усадьбе маркизов де Кресси уже два года как был военный госпиталь.
Но Аннет приговорили к смерти.
Никто не собирался везти ее назад в Париж.
Казнить ее должны были здесь, на маленькой некрасивой площади, окруженной низкорослыми деревьями. И эшафот был скрипучий и подгнивший, и палач без перчаток. Никакого парижского шика. Зато очередь приговоренных – восемь человек.
Вот тут-то Аннет вспомнила Жанну Дюбарри. Вспомнила также, что еще десять дней назад она лежала в объятиях мужа, барона Анри, то есть Генриха Болленберга. Вспомнила, как ей смешны были слова несчастной Жанны «еще одну минуточку». А сейчас она в первый раз в жизни вдруг захотела жить.
Она огляделась.
Прекрасным было все. Камни, низкие корявые деревья, помост-эшафот, глупые и злые рожи вокруг, широкие грязные руки палача и даже эти душные вечерние, почти ночные июньские облака. Да, именно июньские, они с матерью не хотели учить новые названия месяцев и тайком жили по старому календарю. Июнь кончался. Был седьмой час, еще совсем светло, но вдруг наползла туча, сначала лиловая, потом графитовая. Полыхнуло, громыхнуло, и хлынул дождь. Толпа разбежалась: люди попрятались под деревьями и в подворотнях.
Добрый Бог подарил ей еще полчаса, наверное.
Совсем стемнело. Она слышала, как рядом спорили палач и его помощник: «Может, завтра? Ведь уже темно».
– Может, завтра? – крикнул палач в густеющие сумерки.
– Сейчас! Сейчас! – раздалось в ответ. – Зажгите что-нибудь!
Еще минут пять зажигали факелы.
Наконец палач подошел к шеренге приговоренных. Пальцем поманил Аннет.
Руки у нее были связаны спереди, на животе. Палач стал ослаблять веревку и заводить ее руки за спину, чтобы ловчей уложить лицом вниз, на широкую доску, под нож. У него были шершавые ладони, и, кажется, царапался сорванный ноготь большого пальца.
– Минуточку, господин палач, – сказала Аннет.
– А? – Он взглянул на нее из-под глубокого капюшона.
– Одну минуточку, – повторила она.
Они, наверное, полминуты глядели друг другу в глаза.
– Чего? – переспросил он.
– Еще одну минуту пожить, умоляю вас…
* * *
Он осклабился и вдруг отставил в сторону смоляной факел в треножнике, который горел рядом. На миг накатилась тьма. Потом сильно толкнул ее, так, что она перелетела через доску и кверху тормашками упала в огромную плетеную корзину.