– Обстрел, – подумал я. В спину что-то ударило со страшной силой и сознание померкло.
Интерлюдия. Татьяна.
Она сидела за столом и штудировала очередной учебник по хирургии, когда в груди вдруг резко кольнуло и показалось, что сердце сжали в холодных тисках. На лбу выступил холодный пот и Таня без чувств сползла со стула на пол. Домработница Берии, проходившая в тот момент мимо её комнаты, увидела её, лежащую на полу, и начала громко звать на помощь. Совместно с подбежавшим охранником и Нино Теймуразовной Таню бережно уложили на кровать. В этот момент она очнулась и прошептала непослушными губами; – С Мишей что-то случилось.
Татьяна уже знала, что её муж жив и воюет в тылу у немцев. Лаврентий Павлович сказал, что он совершил какой-то подвиг и что его представили к званию Героя Советского Союза. А ещё Берия сказал, что скоро Миша вернётся в Москву и они, наконец-то увидятся. И вот сейчас она ясно почувствовала, что её любимый находится буквально между жизнью и смертью.
Пришедший доктор осмотрел её и, покачав головой, сказал; – Ну что же вы, голубушка, так разнервничались. Вам в вашем положении нервничать не положено. Тем более вы, как будущий врач, должны это и сами прекрасно знать. Вам о ребёнке надо думать. Так что оставьте все свои тревоги и дурные мысли и поспите. Сейчас для вас сон это лучшее лекарство.
Уснуть кое-как получилось, а вечером в её комнату зашёл Лаврентий Павлович.
– Татьяна, Михаил жив, но тяжело ранен. Перед самым вылетом начался артобстрел и ему осколком повредило позвоночник. Его уже доставили в Москву и сейчас оперируют в Центральном госпитале. Сам Николай Нилович Бурденко оперирует, а это человек с золотыми руками. По словам врачей состояние Михаила тяжёлое, но стабильное. Так что всё будет хорошо. А вы берегите себя. Как только разрешат врачи, думаю, мы с вами, Таня, вместе навестим вашего мужа в госпитале.
Сквозь серое вязкое ничто я чувствовал тряску, откуда-то из непомерно далёкого далека доносились непонятные голоса. Иногда накатывало забытьё и тогда даже те крохи сознания, что ещё теплились во мне, отключались. Боли я не чувствовал, было лишь ощущение, что тела у меня вообще нет. А может так оно и было и я просто умер? И вообще, сколько я уже здесь, в этой серой мгле? Минуту? Час? День? Вечность? Иногда серая пелена в сознании немного развеивалась и я вдруг ощущал, что мне в рот льётся какая-то жидкость. В такие мгновенья я вдруг понимал, что раз ощущаю это, то значит всё ещё жив. Я судорожно глотал, не чувствуя вкуса, и вновь погружался в серость. Порой меня куда-то несли и я словно плыл по волнам, иногда переворачивали и я краем сознания ощущал прикосновения. Иногда эти прикосновения приносили боль, но чаще от них становилось легче. Мыслей не было вообще никаких, лишь звенящая вязкая пустота.