– На товарища Сталина было покушение. Он тяжело ранен и находится вместе со мной и Будённым в 13-ой поликлинике, где его оперируют. Задача батальона, который прибудет ко мне, обеспечит охрану товарища Сталина. Ещё есть вопросы?
– Вопросов нет. Приступаю к выполнению поставленной задачи, – чётко ответил Кирсанов, включив режим берсерка. Теперь эти сметут всё и всех, кто встанет у них на пути.
Я едва успел положить трубку телефона, как в кабинет ворвался один из моих бойцов.
– Командир, у нас проблема! – выпалил он, – Нужна кровь для переливания, а никто не знает, какая группа у товарища Сталина. И реактивов нужных для определения здесь нет. А проводить операцию сейчас без переливания невозможно.
Хм, кровь. Какая группа у Сталина я прекрасно знаю. Точно такая же, как и у меня. Это я ещё по своей прошлой жизни помню. Вычитал где-то, что у Сталина, Ленина, Гитлера и Путина была вторая группа. Прям как у меня. Так, стоп! Кровь! Такая же группа, как у меня! Моя кровь! А мой организм обладает повышенной регенерацией! Так может и моя кровь сможет в этом вопросе помочь Сталину?
Предупредив всех о прибытии моего шурина, которого все знали лично, с подкреплением, а так же батальона из бригады спецназа и ещё раз напомнив, что внутрь здания могут войти и выйти из него лишь Сазонов, Берия и главный хирург Красной Армии Бурденко, я отправился в операционную.
– Слушайте меня внимательно, Людмила Васильевна, – обратился я к хирургу, – Сейчас вы возьмёте у меня кровь и перельёте её товарищу Сталину. Крови вы возьмёте столько, сколько потребуется. Насколько я знаю вполне можно потерять полтора-два литра и остаться в живых. Вот столько вы и возьмёте. Смешивать кровь ещё с чьей-то я вам категорически запрещаю. Вы хорошо меня поняли?
– Вы можете не выдержать такой кровопотери и умереть, – хирург произнесла это так, словно просто констатировала факт.
– Есть мнение, товарищ доктор, что я не умру. Так что приступайте. Обо мне не думайте. Сейчас главное это спасти товарища Сталина.
Очнулся я через сутки. Перед глазами устроили хоровод чёрные мушки. Штормило так, слово перед этим дня три только и делал, что вливал в себя алкоголь. Чувствовал я себя как высушенная на солнце таранька. Внутри меня была Великая Сушь. По моему такое бывает при большой кровопотере. Интересно, сколько крови из меня выкачали? Хотя если я всё ещё жив, то не так и много. Заметив, что я очнулся, ко мне тут же подскочила пожилая санитарка. По моему та, которую я спрашивал о телефоне.
– Очнулся, милок? – как-то ласково, заметно окая, спросила она, – Ну и слава богу, – она быстро оглянулась вокруг и быстро перекрестилась, – На-ко вот, попей. Тебе сейчас пить больше надо. Это же столько кровушки-то у тебя взяли, – она поднесла мне к губам поилку в виде небольшого чайничка. Боже! Это не вода! Это нектар, амброзия. Я пил и не мог напиться. Когда жажда совсем на чуть-чуть поутихла и горло перестало драть, словно наждачной бумагой, я оглядевшись, с тревогой спросил; – Где товарищ Сталин?