– Ты посмотри, уже и жениться успел, – произнёс Сталин одобрительно, – А почему вы решили открыться именно этим людям?
– Николай Александрович Сазонов, это племянник сторожа и сотрудник НКВД, в моём будущем фактически заменил мне родителей и воспитывал меня. Ему я солгать просто морально не имел права. При этом разговоре присутствовал его дядя, сторож лодочной станции и его сестра Татьяна, которая через некоторое время стала моей женой. Чкалов же должен был погибнуть в декабре 38го года в авиакатастрофе. Я решил спасти ему жизнь и написал письмо с предупреждением. Авария всё же произошла, но он выжил, хотя и получил серьёзную травму головы. Я пригласил Чкалова приехать в Белорецк, где его вылечила моя родственница. Ну и в ходе разговора рассказал ему кто я и откуда. Он нужен был мне для того, чтобы донести информацию до вас.
– Ну что же, – Сталин затянулся трубкой и выпустил клуб ароматного табачного дыма, – у вас получилось с доставкой информации. Скажите, а не может ли, по вашему мнению, произойти так, что ещё кто-нибуть из ваших современников окажется в нашем времени?
– Я думал об этом и считаю, что раз такое произошло со мной, то могут быть и другие подобные случаи, – в горле довольно изрядно пересохло и я поискал глазами графин с водой. Видимо мой взгляд был слишком уж красноречив. Сталин встал, дошёл до не высокого столика, взял с него сифон и стакан и поставил всё это передо мной. Поблагодарив хозяина кабинета я налил и залпом выпил стакан газированной воды.
– Что ж, об этом тоже нужно подумать. Займись этим, Лаврентий, – Сталин ткнул трубкой в сторону сидящего Берии, на что тот молча кивнул и сделал запись в свой блокнот, – С вашим прошлым мы разобрались. Теперь расскажите, что ждёт нас в будущем.
Весь рассказ занял более двух часов. Я рассказывал, не пытаясь смягчить и как-то обелить произошедшие в моём прошлом и их будущем события, хотя прекрасно понимал, что могу выйти из этого кабинета прямиком в самый дальний лагерь или, что более вероятно, к расстрельному рву. Когда речь шла об отступлении начального периода войны, о сотнях тысяч попавших в плен красноармейцах, о просчётах командования и самого Верховного главнокомандующего. Сталин встал и начал размеренно ходить по кабинету. Я, зная из книг и фильмов о такой его привычке, никак на это не прореагировал, а вот сам Сталин был буквально в бешенстве, о чём говорила его рука, с силой сжимавшая давно погаснувшую трубку. Однако он слушал не перебивая. Берия же был белее мела. Ведь и про его просчёты я тоже не умолчал. А Остапа, как говорится, понесло. И откуда только что вспомнилось. Когда я назвал цифру наших людских потерь, почти 27 миллионов человек, Сталин резко остановился напротив и буквально прожигал меня взглядом. И всё это в абсолютной тишине, которую нарушал лишь мерный стук напольных часов, неумолимо отсчитывающих ход Истории. Так длилось буквально четверть минуты, но эти секунды показались мне вечностью. Я почувствовал, как капелька пота предательски скользнула по спине. Наконец Сталин резко развернулся и отошёл к окну, бормоча себе под нос что-то по-грузински.