Постоянная тяжелая работа, интересы дикаря, грязь, каменный век, хотя рядом, рукой подать, твоя собственная суперцивилизация.
Он сдался. Он сдался на третьей встрече и теперь отчаянно жалел об этом. Он считал, что его поймали на слове.
А теперь, когда объявлено было о выселении, Паула дернула его за рукав и сварливо сказала:
— Теперь ты просто должен остаться с нами.
Обязанность. Виктор ненавидел это слово до дрожи. Не успев родиться, ты уже кому-нибудь что-нибудь должен. И каждый тянет на свою сторону и говорит — это твой долг.
Он вспомнил еще ее отца, бывшего почтаря Никиту. Тот плохо очистил рану после укуса хармата, местного полуящера с огромными фасеточными глазами. Хармат любит полакомиться белковым папоротником, редким, но от этого не менее страшным врагом всего живого на Уалауала, если, конечно, не считать самого хармата и еще нескольких страшилищ с неземным генокодом. Споры папоротника, попадая в живую ткань, размножаются в ней, пьют ее соки. Трудно представить себе смерть более ужасную и мучительную, чем смерть от укуса хармата. Сначала поражается позвоночник. Человек лежит и кричит от боли. Затем лишаются подвижности руки и ноги, под конец дело доходит до челюстей. Кожа прорывается и наружу выползают длинные желтые корни, они шевелятся в поисках почвы.
Никита еще мог двигать правой рукой, он держался только на болеутолителях. Он все время стонал, и стонать ему оставалось года полтора — два. Он потихоньку сходил с ума, он говорил:
— Никто из вас не знает, как хороша жизнь. Вы должны завидовать мне. Полтора года!
* * *
Вокс доносил гудение голосов, ничего не понять, на кого ни переключись, одно и то же гудение голосов. Один голос, похоже. Косматого. Омар долго вспоминал его вокс, вспомнил, набрал. Слышимость стала лучше, но все равно разобрать трудно. Что-то о пеулах, о космокодексе. Опять уговаривают. Но инспектор другой. Ян говорил…
Если все так, как говорил старик-пеул, то действительно надо спешить.
Пеул мудр, хитер, бестия, все понимает, и то, что он предложил, — пусть невозможный, но, кажется, единственный выход. Омар не представлял себе, как сумеет все это проделать, но внутренне готовился. Он убеждал себя, что ничего другого не остается, а может быть, это и на самом деле так было, он сам себя заражал уверенностью, он ускорил шаги, он то и дело падал, спотыкался, запутывался ногами в переплетении гибких белых корней новорожденной палианды.
Надо спешить.
Несколько дальних охот тому назад Омар поймал коня. Конь был чудо как хорош, разве что бабки толстоваты, но Омар отпустил его, решил — пусть гуляет. И теперь пожалел об этом. Нижние ветры подняли тучи пыли, вжали в землю корни и папоротники, били то в лицо, то в спину, и вскоре пришлось просить и рюкзак, и винтовку, только пеноходы оставить— без них реку не перейти. Река бушевала, воды не было уже видно, одна только пена клубилась над низкими берегами.