В библиотеке стало темно. Колонисты с тревогой посматривали в окно на лохматое небо. Надвигалась большая буря. Пронзительно пели верхние ветры. Это бывает очень редко, обычно верхний ветер один, он гудит монотонно, от него болит голова и возникает ощущение, что все происходит во сне. Но бывает, что почти на одной высоте встретятся несколько верхних ветров, они ударятся друг о друга и уронят на землю звуки, иногда неслыханной красоты. Пронесется торжественная, одуряющая мелодия, прижмет тебя к планете, проймет дрожью и через минуту умчится.
— Будет буря, — сказала тогда Паула, и ведь точно— буря пришла, будь оно все трижды проклято!
Как она смотрела на Виктора, когда Молодой официальным голосом объявил о выселении!
— Ты знал?
— Да, — ответил Виктор небрежно, будто это само собой разумелось. Он не смел повернуться к ней.
— Что ж не сказал?
Он пожал плечами. И спиной почувствовал, каким холодом обожгла его Паула.
Он вспомнил и другой день, тот, когда он в первый раз сказал ей, что жениться не собирается, а если и женится, то уж, конечно, не осядет на Уалауала. Они тогда устали после далекой прогулки к Ямам. Шел дождь, и надо было спешить. Паула вертела в руках какую-то хворостину, смотрела по обыкновению вбок, равнодушно и чуть улыбаясь. Виктор подождал ответа и, не дождавшись, отвернулся, чтобы поднять сумку. В то же мгновение Паула, закусив губу, сильно полоснула его прутом по спине. Это было так неожиданно, что он испугался. Он подумал, что какой-то зверь напал на него, резко отпрыгнул в сторону, обернулся к Пауле и оторопел.
Та смотрела на него с ненавистью и болью. Никогда он не видел ее такой.
— Ты что?!
Она молчала. Виктор сразу успокоился, стал взрослым и рассудительным, взял у нее из рук хворостину (Паула смотрела вбок, но хворостину пыталась не отдавать) и сломал.
Он говорил — я не могу здесь остаться, потому что всему конец. Мне еще год патрулировать, а потом я вернусь к Изыскателям. Ты не представляешь, что это для меня значит.
Там все под рукой, все к твоим услугам, там даже воздух родной, там не надо мучительно долго объяснять элементарные вещи, там все понимают с полуслова (без этого там просто нельзя), настоящая мужская работа, где впереди — цель, а за спиной — ожидающие твоего возвращения. В тебе нуждаются, ты необходим, а без этого не жизнь — существование.
Она отвечала — а я не могу бросить Бончарку, у меня мать, братишка, у меня отец с деревянной болезнью, как их оставить. Да и сама не хочу.
Бончарцы с молоком впитывали любовь к своему дому, хотя любить тут, по мнению Виктора, было абсолютно нечего.