— Выгоняешь?
— Предлагаю выбор: или — или.
Сесгин несколько секунд смотрел на Колокольцева, потом буквально резанул взглядом по мне и опустил его в стол, за которым мы сидели. Всё совещание он так и просидел, иногда вставляя короткие реплики или коротко отвечая на обращённый к нему вопрос.
— Я завтра выйду за забор и похожу по округе, — сказал я в самом конце, когда мы собрались расходиться. — Может, Проводник покажется на глаза. Я тогда попробую его разговорить. И ещё мне будет нужна бумага и ручка или карандаш. Оставлю записки ему, если не захочет общаться.
Сесгин издал непонятный звук, услышав мои слова. Его можно было истолковать как нечто вроде «я то же самое говорил, так меня же зачморили». И ведь ему не доказать сейчас, что о таком способе связи с неизвестным помощником я уже давно думал. Ещё перед собачьей осадой хотел черкануть несколько строчек и разложить записки на видных местах, на маршруте к району с развалинами. И я совсем не удивлюсь, если Сесгин как-то узнал об этом, тем более что я уже спрашивал у других в лагере про писчие принадлежности. И вот сейчас решил не к месту использовать свои знания, подчеркнув свою находчивость. Ну, или что он там хотел показать, предлагая мне разложить записки для Проводника.
— Один пойдёшь? — спросил Иван.
— Один. Проводник показывается только в этом случае.
Тут в нашу беседу вмешался Колокольцев.
— Извини, Евгений, но одного тебя не могу отпустить, — сказал он. — Опасно снаружи, неизвестно куда собаки могли уйти. А ты очень ценен для нас. С тобой пойдут двое ребят с оружием, они защитят тебя в случае чего.
Спорить я не стал.
На следующее утро я, Иван и ещё один из старожилов лагеря вышли наружу, и пошли по спирали вокруг него. Через пару часов блужданий среди воды по камням и колыхающемуся под ногами травяному ковру, мы разговорились.
— Ты думаешь Иваныч тебе нас только для защиты дал? — вдруг сказал Иван. — Он боится, что ты что-то не то про нас расскажешь своему дружку в чёрном, которого никто не видел.
— Ирина с Олей видели.
— Они ваши, так что не в счёт.
— У твоего Иваныча паранойя цветёт и пахнет, — сообщил я ему. В принципе, что-то такое я и подозревал. Только думал, что конвой мне всучили для того, чтобы помешать мне сбежать. О чём и сообщил собеседнику.
— Колокольцев и про такое говорил, — ответил мне вместо Ивана его напарник, который представился Директором. Так его звали все в лагере, и его подобное ничуть не смущало.
— Я и говорю — паранойя, — повторил я. — Вот тот выступ сойдёт для записки. Пошли туда.
За время блужданий мой таинственный доброжелатель ни разу не показался никому из нас на глаза. Чему я был совсем не удивлён.