– Ладно, о подвигах поговорили, награды раздали, – внезапно посерьезневшим голосом продолжил генеральный комиссар госбезопасности. – Вы лучше скажите, товарищи командиры, почему Голиаф не в Москве? А то мне докладывают чуть ли не о самоуправстве…
А вот и ответочка.
– Наши специалисты готовы быстро повторить устройство, – прокашлявшись, сообщил Кирпонос. – Тем более в свете планов наркомата по минированию города…
Про это я ему напел, пытаясь оставить танкетку в Киеве. Мне удалось, хоть и пришлось для этого поделиться кое-какими деталями своего плана. Ну обозвали лишний раз авантюристом, невелика плата за то, что вышло по-моему.
– Да, вы хорошо помогаете 4-й дивизии НКВД, – согласился Берия. – Но Голиаф надо привезти в Москву! Тут с ним быстро разберутся. Это приказ!
– Есть, товарищ генеральный комиссар, – вытянулся комфронта.
– Не тяните там, – Лаврентий Павлович сказал это вскользь, будто на отходе… но такие просьбы лучше не игнорировать. – Кстати, Соловьев, – Берия улыбнулся мне своей акульей улыбкой. – Тут такая интересная история вышла… Твои родственники объявились. Говорят что подменили тебя. Шпион ты немецкий, а не лейтенант Петр Соловьев.
Сердце ухнуло в пятки, но я постарался сохранить нейтральную мину на лице. Трудновато, когда главный чекист заявляет такое.
– Вот как? – надеюсь, легкую дрожь в голосе заметил один я.
– Да, представляешь? – непонятно было, шутит Берия или говорит серьезно. – Заявление в органы написали.
Берия разглядывал меня, наконец улыбнувшись. Кирпонос усиленно изучал подробности оформления Георгиевского зала.
– И что теперь? – спросил я, думая, что ладошки неплохо бы протереть: пот с них чуть не капал.
– А ничего. Мы объяснили вашему отцу и матери, почему в Правде было фото другого человека и о специальной операции рассказали. Без подробностей. Взяли подписки, естественно. Ладно, товарищи, отдыхать некогда, пойду я, – и Берия, сверкнув при развороте стеклами очков, ушел.
Фу… У меня чуть не подкосились ноги от облегчения. По самому краешку прошел.
* * *
Младлей, дождавшись пока я останусь один, сам подошел ко мне. Отхлебнул из бокала шипучки, поставил в сторону.
– Как хоть это пить можно? Кислятина, пузырьки эти потом всё наружу просятся, разговариваешь с кем, рыгнуть боишься.
– Ты на еду налегай, – посоветовал я ему. – Где еще сегодня перекусить удастся?
– А что ж мы, даже не познакомились, непорядок, – сказал летчик. – Меня Виктор зовут.
– Петр, – представился я. А в голове крутились и складывались детальки. Младлей, летун, таран над Москвой в августе, Виктор… Кажись, сходится. Вот подвезло мне такого парня встретить! – Талалихин, – сказал я. – Ты же Виктор Талалихин?