– Табун без вожака?
– Табун, где вожак и подчиненный – закадычные друзья, которые даже делятся друг с другом самками.
Лео внимательно вгляделся в печальную морду Джимми. Конь медленно вдыхал воздух, от которого его живот раздувался, как дырявый воздушный шарик.
– Делятся? – переспросил он.
– Сейчас объясню. Рядовой самец спаривается гораздо реже, чем вожак, и случки чаще всего происходят тайком, вдали от собратьев… – Он взял трость, прислоненную к одному из стойл. – Но какая ему разница? Взгляни на ситуацию с точки зрения этого молодого жеребца. Он потерпел поражение в схватке с равным себе, но ему необязательно уходить из стада. У него влиятельные друзья, доступные самки, потомство, за которым надо присматривать. А главное, ему не приходится защищать табун как лидеру и подвергаться опасности…
Лео перестал гладить Джимми и обернулся.
– Самое время задать вопрос: что же тогда выигрывает вожак от всей этой истории?
Приоткрытый, перекошенный рот босса – признак скорого инсульта – исказился в подобии улыбки. А может, то было напоминание об уже перенесенном заболевании. Он уперся тростью в мощенный булыжником пол.
– Так вот, – продолжил мафиозо, – загвоздка именно в этом. Может ли вожак не знать, что в его стаде есть предатель? Или же он знает, но изображает неведение? – Навалившись на трость, он поднялся. – Знаешь, как специалисты окрестили такое поведение? Репродуктивное паразитирование. Вот как это называется…
Лео изучающе смотрел на Кирпича, который, превозмогая себя, стоял перед ним. Тонкие губы, ясные глаза, не тронутые катарактой. Старик с ничем не примечательной внешностью. Впервые в жизни он не внушал своим видом страх.
– Я не знал об этом.
– Ну, теперь знаешь. – Как он ни старался, чтобы голос звучал уверенно, тот все равно слегка дрожал. – Но мы не дикие лошади! Ты не можешь трахать чужую женщину, ясно тебе? – Босс боссов, или же занявший его место немощный старик, закашлялся, достал платок и сплюнул в него.
Американец воспользовался воцарившейся паузой: – Неужели вы приехали сюда из-за этого?
Куда же делся безжалостный каморрист, думал Лео, который всеми помыкал и требовал уважения и абсолютной преданности, где тот неуязвимый стратег, ловкий дипломат, алчный предприниматель, грозный оратор, использовавший слова как стрелы, а траурные венки – как символ своей безграничной власти? Где тот могущественный босс, который убивал отцов и отправлял в заточение сыновей?
Лео не готов был с этим смириться: не может человек, разрушивший твою жизнь, так просто угаснуть. Настоящее зло должно быть абсолютным и вечно молодым, иначе это не зло. Меч, выпустивший тебе кишки, всегда должен служить напоминанием, что победа была невозможна. Если же этого не происходит, то от кого ты потерпел поражение? От дряхлого и охрипшего криминального ветерана, окруженного любителями леччинских пастичотто?