, начиналось утомительное хождение по мукам, в конце которого их ожидало возвращение домой. У моего отца этот путь занял десять лет.
И вот в конце августа 1984 года Эдуардо вошел в наш дом на виа Спарано и сказал, чтобы мы садились в «фиат-127», который он за пару лет до того купил в рассрочку. Залезая в машину, я, кажется, спросил в растерянности:
– Куда мы едем?
– Домой, – тихо ответила мама. – В Неаполь.
– Разве наш дом не здесь?
– Нет, – отрезал отец. – Это чистилище.
Вскоре мы уже ехали по автостраде на запад, и я как будто перенесся в вестерн с его унылыми желтыми прериями. На глаза наворачивались слезы. В шесть лет я оказался в абсурдном положении – эмигрировал в город, где я родился и где никогда не бывал.
Пока мы ехали, то есть почти три часа, отец только и делал, что крутил колесико радиоприемника и болтал без умолку о том, что он сможет купить, когда получит прибавку к зарплате. При переезде оклад автоматически увеличивался.
– Завтра внесу аванс за «альфасуд». Хочу кремовую. Эта колымага мне осточертела, каждый раз при обгоне я призываю на помощь Всевышнего! Что скажешь, Нана?
Моя мать рассеянно кивнула, глядя в окно на дорогу. Когда он приобретал что-то для себя, она рассчитывала на равноценный подарок. «Альфасуд» для отца означал бы полное мамино право на «Скаволини» – кухню ее мечты. Их брак основывался на вещах, и в словах не было особой нужды.
К вечеру мы добрались до Неаполя. Как я пойму гораздо позже, здесь на каждого Эдуардо, готового на всё ради возвращения в родной город, приходилась тысяча человек, которым не терпелось поскорее его покинуть. А в тот момент я понял только, что это место имеет мало общего с обещанным родителями Эльдорадо. Неаполь больше походил на огромную сточную канаву, от которой разило нефтью и расплавленной пластмассой, а по его темным улицам бродили подозрительные личности.
Чем дальше углублялись мы в центральные улицы, отходившие от вокзала, тем заметнее проступал румянец на лице Эдуардо. Мы спустились с холма Каподимонте, и, наконец, машина остановилась перед домом – я насчитал десять этажей, – похожим на дрейфующий круизный лайнер. Дверцы «фиата» распахнулись, и сияющие родители выбрались из него на улицу.
Неподалеку мальчишка – с виду старше меня на пару лет – гонял мяч. Поражало не только то, что он играет один в столь поздний час и что на нем огненно-красная футбольная форма и бутсы с шипами, но еще и точность, с какой его пасы попадали в центр застекленной входной двери. Модник, свирепый, как бойцовый пес. Тогда я и предположить не мог, какую роль он сыграет в моей жизни.