– Эй! – окрикнул его отец и резко добавил: – Ты же ее разобьешь! – чем вызвал недовольство моей матери, которой не хотелось разругаться с соседями, не успев даже въехать в новый дом.
Мальчишка подхватил руками мяч и с вызывающим видом обернулся. У него была смуглая кожа, черный ежик и синие, как море в Полиньяно, глаза.
– Может, устроишь погром где-нибудь в другом месте? – не отставал от него Эдуардо.
Недолго думая, пацан выхватил из-за отворота гетры выкидной нож, точным ударом проткнул мяч и презрительно швырнул его отцу. Несколько секунд он угрожающе смотрел на нас, не отводя взгляд – при мне никто раньше не осмеливался ставить под сомнение авторитет Эдуардо, – и затем начал потихоньку отступать ко входу в дом. Когда он взбежал по мраморной лестнице, шаги его прозвучали как сольная партия чечеточника. Мы так и стояли, не произнеся ни слова.
Он исчез так быстро, что в холодном неоновом освещении мне померещился синий световой след, оставленный его глазами.
Мне категорически запретили с ним не то что дружить – даже заговаривать. При встрече в коридоре «Детской улыбки» следовало опустить глаза. Если его мяч катился в мою сторону, я должен был удержаться от искушения ударить по нему. Сорванец бросил вызов моему отцу, да еще и разгуливал с ножом, что переводило его из разряда обычного хулиганья в преступники. Вдобавок, словно этого было мало, его семья оказалась одной из тех самых.
Его мать, Эстер, была американкой. Она родилась в Коннектикуте и собиралась стать монахиней, но ради замужества отказалась от религиозного призвания. Этот брак был их последней надеждой, повторяли ей родители. Перед самым отъездом Эстер в Италию мать прошептала ей на ухо: «Не переживай, семейная жизнь не помеха твоей вере». Чтобы не расстраивать ее, та дала два обета: негласный Иисусу Христу и прилюдный своему мужу. Его звали Винченцо, он был каморристом и приехал за ней аж в Новый Свет. «Поедешь со мной в Италию, там поженимся. Обещаю, что твоему отцу больше никогда в жизни не придется разгребать дерьмо».
Есть на свете мужчины, чьи речи завоевывают женское сердце куда быстрее, чем слово Божье, и Эстер не устояла перед перспективой безбедной жизни, открывшейся перед ней и ее семьей. Единственной помехой были восемь тысяч миль, которые ее от этой жизни отделяли.
У Винченцо были светлые волосы, синие глаза и ясное мальчишечье лицо. Прозвище Макулатурщик он унаследовал от Леонардо, своего отца, который по ночам подбирал на улицах картонные коробки, забрасывал их в кузов трехколесного грузовичка «апекар», а потом продавал бумажным фабрикам на юге Лацио.