Дверь открывала моя бабушка донна Амалия, насмешливо улыбалась, тащила меня на кухню и принималась жаловаться на сломавшийся телевизор и грабительские счета за телефон («Вот, посмотри», – говорила она, всучив мне бумажки), а отец тем временем закрывался в комнате деда и брил его.
Через пятнадцать минут дверь комнаты распахивалась, нестерпимый запах одеколона «Деним» тотчас разливался по всей квартире, и меня запускали в спальню. Я устраивался в кресле рядом с дедушкой (достаточно близко, чтобы казаться любящим внуком, но всегда чуть сбоку, чтобы не смотреть в мертвый глаз) и слушал его нудное бормотание, которое не прекращалось вот уже больше десяти лет и которое, к счастью, разбирал хотя бы мой отец, сидевший рядом с ним на кровати.
Я не понимал ни слова. Поскольку какая-то часть этого хрипа могла быть адресована мне, требовался синхронный перевод. Домашнее задание, любимые предметы, футбол. Отец в безличной форме озвучивал мне вопросы дона Джеппино, на которые я всегда отвечал с растерянностью в голосе (отвечал одновременно и больному деду, и ему, потому что некоторые из этих вопросов он сам мне никогда не задавал): домашние задания для мальчика моего возраста стоят на первом месте, любимые предметы – итальянский и футбол, хотя в последнее время мне больше нравится баскет. Баскетбол, дедушка.
Дон Джеппино смотрел на меня здоровым глазом, на лице – жуткая гримаса, которая когда-то давно, видимо, была улыбкой, – и наконец издавал несколько нечленораздельных звуков, однако отец не удосуживался их перевести. Может, то были ободряющие слова, приличествующие случаю комментарии или дедушкины советы. Откуда мне знать, ведь старик говорил на языке мертвых.
Наконец появлялась донна Амалия и избавляла меня от пытки: она приносила стакан шипучки (будучи почему-то уверенной в моей любви к этому напитку) с неизменным вишневым печеньем, которое специально для нас покупала накануне. Каждый раз мне приходилось сражаться своими хрупкими зубами с сухим комком из песочного теста, а бабушка все так же улыбалась, спрашивала, не хочу ли я еще стаканчик шипучки, и волей-неволей приходилось соглашаться, потому что иначе печенье было не проглотить.
– Говорят, ты связался с бандой, – сказал отец, когда мы возвращались домой тем субботним вечером.
– С какой бандой?
– С Бандой покрышек. Слышал о такой?
– Нет, никогда.
Он покосился на меня, держа левую руку на руле и высунув локоть в окно. Я не отрывал взгляд от дороги – лоскутного одеяла из асфальта, на котором его «мерседес» нещадно трясло. Небо было серым, но безоблачным.