— А вот сегодня утрам всех спешно стянули в Ашу, тебя ловить, — сказал орловец. — Ежели ты — это не ты, то кто-то здорово наше начальство опутал!
В это время распахнулась дверь. Явилась смена во главе с фельдфебелем, маленьким тощим мужичонкой с жестким взглядом. Орловец доложил ему о происшествии со штыком.
Фельдфебель злобно покосился на меня, я не опустил взгляда, и фельдфебель, как это бывает с жестокими, но трусливыми людьми, отвел глаза в сторону и с ненавистью произнес:
— Надо бы его приколоть, да начальство не велело ни бить, ни убивать.
Караул сменился, и я остался с двумя новыми стражами. Один из них, Петров, тот самый здоровенный дядя, которого исправник посылал на завод выяснить, правда ли, что я принят на работу, ухмыльнулся с этакой добродушной хитрецой:
— Я смотрю, наших сменщиков ты уже успел уговорить: мол, тебя по ошибке взяли? Да? Эх, парень, уж меня-то не проведешь! Я ходил в контору заводскую. Правильно, приняли Гришина работать. Здорово вы все запутали! Но и мы не лыком шиты, распутали, голубок, все распутали…
— Чего ж вы распутали? — притворился я равнодушным.
— А вот чего: пошли мы с ротмистром на станцию, отозвали жену Павла Булавина, стало быть, твою тетку…
— Никакая она мне не тетка!
— Да постой, постой! — ласково потрепал меня по плечу Петров. — Не торопись поперед батьки в пекло. Я говорю, отозвали твою тетку: «Мол, мы у тебя в доме арестовали сейчас Ванюшку Мызгина, и он сказал, что ты спрятала несколько тысяч ихних денег. Так что иди, показывай, где денежки». Она плакать да причитать, а потом и говорит: «Верно, это у нас Ваня Мызгин, племянник мой, ночевал, но только про деньги я и слыхом не слыхала, хоть режьте!» — Петров басовито рассмеялся. — Так-то, брат Ванюшка!
Я от злости стиснул челюсти, но промолчал. Эх, попался, Петруська! Теперь не падать духом!
Вечером тетке разрешили свидание со мною: видимо, надеялись, что я что-нибудь сболтну. Стражники не спускали с нас глаз. Тетка принесла мне еды и все плакала, вытирая глаза большим пестрым платком. Она шепнула мне, что по всей Аше идут обыски: видать, еще кого ищут…
Только бы не нашли наше оружие, не взяли товарищей!..
— Очень тебя все жалеют, Ванюша, — всхлипывала тетка. — А мать-то, мамаша твоя, вот кто убиваться-то станет!..
Мать… Сколько мук и страданий вынесла она, сколько еще предстоит ей вынести!.. Нет мне другой в жизни дороги, кроме той, по которой иду, — и неизбежно несет этот мой путь матери горе и слезы. Один виновник этому — царский строй. Придет час расплаты — и в счет, что ему предъявят, мы внесем и неутешные слезы наших матерей…