— А разве здесь совсем плохо кормят?
Моряк зло усмехнулся:
— Вот завтра сам увидишь…
Значит, не удастся сберечь свои деньги.
Потянулись длинные дни. Больше никуда не вызывали, и меня стали одолевать тревожные раздумья: уж не раскрыли ли, кто я такой на самом деле? Или наводят справки? Если так, плохо мне будет. Придется изучить географию тюрем чуть ли не всей Российской империи — от Балтийского моря до далекой Якутии. Вот это будет университет!
Месяц сидения был на исходе, когда меня, наконец, вызвали к знакомому подполковнику.
— Так ты, говоришь, искал работу?
Ого, появилось обычное «ты»! Добрый знак!
— Так точно, ваше высокоблагородие.
Подполковник нажал кнопку и приказал вошедшему солдату:
— Свидетеля Никодимова сюда.
В комнату шагнул знакомый холеный мужчина с оттопыренной губой и в инженерской фуражке — агент по вербовке рабочей силы. Он подтвердил, что я действительно просился на работу. То же самое показал и другой свидетель — помощник агента.
— Хорошо. Вы свободны. Ну вот, молодой человек, — обратился ко мне подполковник. — Счастлив твой бог! Оснований привлекать тебя к военному суду нет. Передаем тебя гражданским властям. Пусть займутся тобой они.
Вот так да! Гражданским властям — значит, в полицию!
Я распрощался со своими сокамерниками. Конвоиры доставили меня в крепостную контору и передали городовым, а те отвели в обычную городскую тюрьму, в пересыльное отделение.
Со мной в одну камеру попали трое студентов-технологов и несколько крестьян. Студенты объясняли, что они уклоняются от призыва и их должны отправить на родину в Москву. Крестьян забрали как беспаспортных бродяг. Они тоже ждали путешествия этапом. Один я не знал, что со мною будет.
Дня через три снова вызвали на допрос. На этот раз мной занялся жандармский ротмистр. Когда я вошел в его кабинет, он перелистывал паспорт. Мой?! Ротмистр положил паспортную книжечку на край стола:
— Тэ-эк-с, юноша… — Почему жандарм назвал меня «юношей», я так и не понял — было мне в ту пору под тридцать, и к тому же носил я бороду, которая меня отнюдь не молодила. — Скажи-ка мне… Живы твои родители?
— Да, — наугад ответил я.
— Вот как?
Я поправился:
— Когда уезжал из дому, были живы.
— Ах, вот как, были живы, когда уезжал? И папаша и мамаша?
— Ну да.
— Тэ-эк-с… Что-то не сходятся твои показания с ответом из волости, — ехидненько взглянул на меня ротмистр. — Вот что, братец, ты уж лучше не морочь нам голову, скажи прямо: это твой паспорт?
— Мой, конечное дело, а то чей же, вашбродь?
— Н-ну-с, не хочешь говорить правду — твое дело. Свезем тебя на опознание в твою волость. Если паспорт чужой — пеняй на себя. Будем судить как бродягу, проживающего по подложному виду. А может, того хуже? Может, ты человека убил и украл его паспорт? А?