Дней пять мне пришлось безвыходно сидеть на конспиративной квартире. А потом я получил новое задание: выследить сборище черносотенцев и разведать их намерения. Дело в том, что уфимские «истинно русские люди», после того как наши боевики пристрелили одного из их главарей, погромщика и убийцу, форменным образом «ушли в подполье». Черносотенцы даже перестали носить свои значки. Собрания они стали проводить тайком в кабаке на углу Аксаковской и Приютской улиц.
…Грязные лохмотья и грим изменили мою внешность: я принял вид совершенно опустившегося, безнадежного забулдыги из тех, что составляли «кадры» «Союза русского народа». В таком виде я сначала ввалился в черносотенный «клуб», а потом расположился в канаве с настоящими босяками, выясняя, действительно ли «союзники» в отместку за своего вожака готовят погром.
Довести дело до конца не удалось — я попал в облаву на бродяг, которую уфимская полиция устроила в связи с приездом командующего войсками Казанского военного округа генерала-вешателя Сандецкого. По дороге из полицейского участка в тюрьму, при помощи девушек-боевичек Жени Васильевой и Сони Меклер, отвлекших внимание конвойного, я бежал.
На следующее утро меня отправили к рыбакам на реку Белую.
На Белой я жил несколько месяцев в большой рыбацкой артели, привязался к людям, втянулся в их тяжелый труд, и они привыкли ко мне. Уфимская партийная организация и боевая дружина использовали мои отношения с рыбаками. На артельных лодках мы перевозили на другой берег реки многочисленных участников сходок, собраний, боевых учений…
Волна революции шла на спад. Большевики в проекте резолюции V съезда РСДРП ясно заявляли: «…В настоящий момент российской революции нет еще достаточных условий для победоносного всенародного восстания…» Тем не менее обстановка в стране была такова, что Ленин не считал еще возможным снять лозунг подготовки к вооруженному восстанию. В этой ситуации наша партия считала необходимым перестроить боевую работу: непосредственные партизанские выступления она сочла нежелательными и решила силы боевых организаций бросить на пропаганду идеи восстания, на военное обучение всех членов партии — на воссоздание партийной милиции, наиболее соответствующей подготовке авангарда пролетариата ко всеобщему вооруженному восстанию.
Правда, меньшевикам удалось протащить на съезде свою резолюцию, осуждавшую партизанскую борьбу принципиально и предписывавшую повсеместно распустить все партийные боевые дружины. Однако уральские делегаты-большевики неофициально договорились оставить в силе решение III Уральской партийной конференции: боевые организации демобилизовать постепенно, учитывая местные условия. А дружины, построенные по принципу южноуральского устава, высоко оцененного Владимиром Ильичем, по возможности сохранить и использовать для обучения партийной милиции, для особо важных партийных поручений, для работы в типографиях. Нас, боевиков, областной комитет РСДРП рассматривал как костяк командных кадров будущей народной армии.