Мы пошли к Стеше Токаревой и предупредили через нее комитет. Мне приказали перенести свое дежурство на завтра, опять в то же место.
На следующий день я снова услышал выстрелы и крики недалеко от Центральной улицы.
«Вот невезение! — подумал я и повернул назад. — Надо сказать комитетчикам, чтобы перенесли место явки».
Если б я знал, что на этот раз означали выстрелы и крики, я что было сил бросился бы вперед, в свалку и дрался бы, чем мог, — оружием, руками, зубами, чтобы вырвать Мишу из рук охранников…
Что произошло в этот вечерний зимний час на Центральной улице Уфы, мы узнали позже.
Миша вместе с Тимофеем Шашириным шел по Центральной улице — он должен был сменить дежурившего на одном из явочных пунктов боевика. Недалеко от угла Успенской улицы им повстречались две дамы в ротондах. Миша и Тимоша, расступившись, вежливо дали дамам дорогу. Те миновали ребят и… неожиданно сзади набросились на Михаила. Он был сбит с ног и так придавлен к земле сразу набежавшими на помощь «дамам» стражниками, что не в состоянии был выхватить револьвер. Тимофей успел дать лишь один выстрел и тотчас же был обезоружен.
Связанных по рукам и ногам, Михаила и Тимофея отвезли в тюрьму.
Миша за решеткой. Неуловимый Миша! У нас сразу возникло подозрение, что с его арестом дело не чисто. Впоследствии было установлено, что человек, которого шел сменить Михаил, оказался гнусным предателем: именно он навел охранку на легендарного боевика.
Вскоре опять начались мои поездки в командировки. Снова Сим и Миньяр, Бугульма и Самара, Пермь и Златоуст. Но мысли о Мишиной судьбе не давали мне покоя.
В апреле 1908 года совет Уфимской дружины срочно вызвал меня из Миньяра в Уфу. Хозяин конспиративной квартиры деповский токарь Юдин направил меня к Саше Калинину, но велел подождать до вечера. Вышел я от Юдина, когда спустились сумерки.
В доме Калинина меня уже ждали — сам Шура, Володя Алексеев и «Великий конспиратор» Ксенофонт.
— Догадываешься, зачем тебя звали? Нет? Совет поручает тебе большое дело. — Ладонь Володи Алексеева в такт словам постукивала о край стола. — Надо освободить Мишу. Иначе…
В комнате стало тихо. Каждый отлично знал, что будет «иначе»… Миша, друг ты мой дорогой! Вместе с арестованными раньше Васей Лаптевым и Митей Кузнецовым он был осужден, и его наверняка ждала виселица… Если, конечно, не случится чудо. Но чудеса, это мы, большевики, хорошо знали, сами не свершаются.
Тишину прервал снова глухой басок Володи:
— У нас готов план. Как будто обмозговали все.
И мне подробно изложили план, крайне дерзкий и смелый. В основе его лежало нападение на надзирателей, которые сопровождали арестантов-золотарей, вывозивших по вечерам из тюрьмы нечистоты. Разоружив тюремщиков, боевики собирались переодеться в их форму, проникнуть в тюрьму и освободить Михаила, а если будет возможность, то и Лаптева с Кузнецовым. При всей рискованности операции план ее был построен на точном расчете и учитывал буквально все.