Крыло тишины. Доверчивая земля (Сипаков) - страница 100

— Что горит? Где горит?

На улице меня догнала Лена. Спросонок она дрожала и все пыталась крепко стиснуть зубы, чтобы они не стучали, — Лене было холодно, то ли от свежего после теплой хаты вечера, то ли от страха.

— Что, Ясичек, тут случилось? — спросила она.

— Женьку и Люську убило…

Ее дрожь передалась и мне. Теперь уже заколотило меня, и я тоже до боли сжал зубы, но они все равно громко стучали.

Лена уцепилась за мою руку, крепче прижалась к моему плечу — будто она, девчушка, хотела защитить меня, оберечь, заслонить от чего-то такого вот страшного и нелепого, как эта смерть молодых.

И вот, хотя прошло уже столько времени с той послевоенной свадьбы в сентябре, хотя я уже и не помню теперь того мальчика Яську, с которым на протяжении всей этой повести шел рядом (для него был не лишним кое-какой мой опыт, а мне так нужна была его непосредственность, еще не испорченная ничем), — так вот, хотя и прошло уже столько времени, меня все еще, случается, будит тот взрыв, и я, проснувшись, долго лежу и вспоминаю войну, свадьбу, молодых, лежу и думаю: от чего же тогда хотела уберечь меня Лена? От страха? От мины? От взрыва? От смерти? А может, от самой войны, которая обычно не кончается в День Победы и не укладывается даже в такие широкие и такие долгие от страданий берега.

Авторизованный перевод с белорусского М. В. Горбачева.

У каждого человека, имевшего великое счастье когда-то родиться на нашей зеленой — такой маленькой и такой необъятной — земле, непременно есть свой любимый, ласковый и щемяще-неповторимый край, который в большом и широком понятии Родины обычно занимает небольшое, привычное место. Такой край — всегда твой целый мир. И как бурно вырастает он в твоей душе, как ширится и заполняет тебя всего благородной гордостью, светлой радостью уже даже одним только напоминанием о себе, случайным упоминанием про знакомые тебе с детства места.

Есть такой край и у меня.

Там намного позднее, чем в более теплых районах Белоруссии, зацветает огуречник, а из шершавых пупырышей не так скоро вырастают полосатенькие, как дикие зеленые кабанчики, огурцы.

Там намного дольше созревают привязанные к колышкам, тяжело обвисшие на рогульках зеленоватые помидоры, а круглобокие тыквы, перевернутые белыми, незагоревшими боками к поспокойневшему, похолодавшему уже осеннему солнцу, лежат в огородах чуть ли не до самых заморозков.

Там недели на две позже начинается весенний сев, позднее выезжают на жатву в поле комбайны — земля и солнце не успевают так быстро и полно взрастить и выспелить колос, как в южных районах республики. Ибо то летнее время, когда растение наиболее активно трудится, радуя себя животворными соками, — там, в моем краю, хоть и не намного, но все же короче.