Если раньше от воровства меня отталкивал страх, который заглушался потом водкой и надеждой на то, что все обойдется, то сейчас во мне появилось что-то другое, какое-то новое чувство и потому этой новизной даже интересное. Я, как и раньше, вижу, что плохо лежит, сохранилась свойственная прошлому зоркость на легкую добычу, но мысли переиначились — они о краже, все о той же краже, но уже без моего участия. В мозгу фиксируются разные возможности, рисуются варианты, даже развертывается действие, роли в котором выполняют какие-то незнакомые, смутные персонажи. Пробовал я вообразить и себя в этом амплуа, но вдруг ощутил страх, но страх другой — страх пустоты в будущем. (Толком не разобрался в этом, нужно покопаться основательнее в себе. Если разберусь, напишу позже.) А потом, когда страх ушел, стало стыдно за свое участие в этой краже даже в воображении. Да-да! Я, тот самый, кто так помнит первые, вытащенные из родительской копилки пятаки, я — воришка с мальства, вдруг ощутил ярую неприязнь к воровству. Теперь мне стыдно брать чужое, как стыдно голому идти по улице».
Что это?.. Пусть упрекают меня в чем угодно, но перед нами прошел сложнейший процесс болезни духа и ее исцеления.
Однажды на небольшой подмосковной станции мне пришлось подождать поезда. В ожидании я сел на свободное место на лавочке, где уже сидели двое молодых людей и две девушки, они довольно оживленно разговаривали, и сначала я принял их за одну компанию, но скоро понял, что это не совсем так. Девушки были явно умнее своих партнеров и в разговоре все время их высмеивали, перекидываясь между собою понимающими взглядами. А потом сразу вспорхнули и пошли, даже не простившись.
— Вас проводить? Не заблудитесь? — кинул им вслед один из парней.
Одна из девушек только с усмешкой оглянулась на него, а другая, побойчее, ответила ему ядовитой частушкой:
Ох, ох, не дай бог с дураками знаться,
Они грязны, не умыты, лезут целоваться.
Один из парней не то что растерянно, а действительно как-то глуповато улыбнулся — у него был острый, как клин, нос, узенькие маленькие глазки и до самых бровей старательно прилизанная рыжая челка, но другой, с пушкинскими бачками и транзистором через плечо, небрежно процедил:
— А ну их!.. Вумные!
И тут я понял, что это была вовсе не компания, а просто два пижона, убежденные в своей неотразимости, с ходу подсели к девушкам и вот потерпели фиаско. В этом я окончательно убедился, когда через какую-то пару минут мимо прошла одинокая девушка с модной прической и, остановившись в стороне у решетки, вынула книжку из сумочки и стала читать. Мои соседи переглянулись, перемигнулись и, поднявшись, направились прямым сообщением к ней: убеждение в своей неотразимости, видимо, у них ничуточки не пошатнулось. Не дошло! Я не мог слышать, как у них там развивался разговор, но девушка скоро закрыла свою книжку и перешла на другое место, оставив моих кавалеров опять с носом.