Соответствующие места из произведений Толстого общеизвестны. Но и Достоевский дает нам немало прекрасных примеров подобного рода. Возьмите историю с Ришаром, которого провожают на эшафот с ханжескими вздохами «умри во господе». Возьмите рассказ князя Мышкина о казни, которую он видел за границей, и роли попа в этой казни. Возьмите знаменитый разговор «милой» карамазовской семейки о мистике, когда на слова Ивана, что «коли истина воссияет, так вас же первого сначала ограбят, а потом упразднят», Федор Павлович цинично заявляет: «Ба! А ведь ты, пожалуй, прав! Так пусть стоит твой монастырек, Алеша, а мы, умные люди, будем в тепле сидеть да коньячком пользоваться».
Наконец, Достоевский и Толстой, как великие писатели-реалисты, не могли не отразить и социально-психологических корней религии. Возьмите формулу Дмитрия Карамазова, что бог есть «трагический гимн подземных человеков», или не менее яркую мысль Кириллова: «Человек только и делал, что выдумывал бога, чтобы жить, не убивая себя».
Припомним потрясающий по своей психологической напряженности и жизненной правдивости разговор Раскольникова с Соней, этим «бесконечно высшим мертвецом». «Что бы я без бога-то была?» — говорит проститутка Соня, потерявшая всякую радость в жизни и ощущая ее в боге. И сопоставим это со сценой, когда Катюша Маслова после безумного бега за поездом, увозящим Нехлюдова, осталась одна, ночью, на ветру, с распущенными волосами. Эту потрясающую сцену Толстой заканчивает короткой, но многозначительной фразой: «С этих пор она уже никогда не верила в бога».
Так гениальные писатели, предчувствующие великую социальную бурю, субъективно старались укрепить религию, но объективно, силою своего художественного гения, наносили ей сокрушительные удары и этим самым, против своей воли, помогали передовым общественным силам в подготовке этой бури, в процессе расшатывания, выражаясь словами Гольбаха, «мрачного шатающегося здания суеверия».
Но буря идет, буря нарастает, и вот уже раздается ее вещий призывный клич: «Пусть сильнее грянет буря!»
Горький!
И в ответ… В ответ слышен ноющий голос собачьей старости, или, по выражению Плеханова, «бледной немочи» российской буржуазии:
Повелительное слово,
Веет слово: «Умирай».
(Сологуб)
Или:
Последним ароматом чаши —
Лишь тенью тени мы живем
И в страхе думаем о том,
Чем будут жить потомки наши?
(Мережковский)
Символизм… Он создает целую философскую и поэтическую систему, в которой субъективный идеализм (Андрей Белый) сочетается с объективным (Вяч. Иванов).
Вместо объективной действительности — переживание или потусторонняя «реальность», вместо факта — намек, вместо причинности — творческий произвол художника, вместо познания — мистическая интуиция, вместо идеи — настроение, вместо определенной догматической религии — неясное «томление к иному бытию», вместо социальной борьбы — духовная свобода и устремление ввысь, «от реального к более реальному», — таково идейное содержание искусства тех, кто «ищет дорогу на небо, потому что потерял дорогу на земле» (Плеханов).