А возьмите организаторов и главарей разных сект, тоже проповедовавших «истинную религию», а связавших ее с преступлениями и убийствами, не говоря уже о всей истории «святой» инквизиции.
Значит, обязательно ли нравственность связывается с религией? Нет и нет, далеко не обязательно.
Значит, все дело в том подлинном, что лежит в основе человеческого поведения, — во имя чего он живет, как он относится к людям и обществу и как он строит свою жизнь!»
Позднее, в другом месте и по другому поводу, я опять возвращаюсь к этому же вопросу.
«К сожалению, вечный вопрос — как жить? — практически не имеет одного решения. Когда-то этот вопрос решался просто: над всем стоял высший надмирный закон, исполнение или неисполнение которого было мерилом поведения и критерием нравственной ценности. За выполнение или невыполнение этого закона причиталась определенная мзда (райское житие) или кара (адские мучения). Классическая религиозная концепция нормативной этики, построенная, кстати сказать, по прямому образцу столь же классических, чисто земных, юридических норм: сделаешь то — получишь это, сделаешь это — получишь то.
«Но существует иная мысль, вытекающая не из лживого отрицания земной жизни, а из любви и привязанности к этой жизни, мысль о победе на земле… Любовь к страдающему человечеству, вечная тоска в сердце каждого о красоте, счастье, силе и гармонии толкает нас искать выхода и спасения здесь, в самой жизни, и указывает нам выход. Она открывает сердце человека не только для близких, открывает его глаза и уши и дает ему исполинские силы и уверенность в победе. Тогда несчастье становится источником счастья и силы, ибо тогда приходит ясная мысль и освещает мрачную дотоле жизнь. С этих пор всякое новое несчастье не является более источником отречения от жизни, источником апатии и упадка, а лишь вновь побуждает человека к жизни, к борьбе и любви».
Это писал Феликс Дзержинский, будущий «железный чекист». А писал он в тюрьме, в то решающее предгрозовое время, когда утверждалась новая философия и поэзия жизни. Жизнь без бога. Она когда-то пугала Достоевского, а за ним многих и многих других тем, что в человеке, лишенном бога, исчезнет нравственное начало, и чувство любви, и все высшее, что якобы внушено человеку религией. И Лев Толстой не представлял себе нравственности без бога.
И вот — жизнь без бога. Иные, даже многие, даже очень многие и действительно склонны делать из этого свои прямолинейно-упрощенные выводы: значит, жизнь для себя, лови момент, бери, от жизни все, что можно, живешь один раз и т. д.