Да, добрую, потому что жизнь показала, что только добрая воля решает судьбу всех принципов и учений, И единую, потому что человечество становится, все более становится — ну, пока, конечно, если не семьей, то организмом, системой, совокупностью, в которой, вопреки всем противоречиям, все сопряжено и все взаимосвязано, и события на одном полюсе эхом отзываются на другом. Внешнее и внутреннее, «наше» и «ихнее», общее и частное, экономическое и психологическое, научное и художественное, политическое и этическое, высокое и низкое, честное и подлое включаются в общую цепь, в общий процесс преодоления — в той или иной форме — классовых и нравственных барьеров и вызревания того нового, к чему сложно и натужно, но неизбежно идет человечество, и я уверен, что придет. А все это тем более и в первую очередь относится к нам, стоящим на самом виду, на самом ветру, на самом «бую» мировой жизни. На нас смотрят и по нас измеряют колебания «стрелки». История возлагает на нас ведь не только лавры, но и бремя ответственности за воплощение возвещенной нами Правды Века.
Возвращаясь к себе, могу ли я пройти мимо письма, начинающегося словами:
«Я обращаюсь к Вам, потому что одолела тревога, даже смятение, возникают вопросы, на которые никто не может или не хочет ответить».
Могу ли я его просто положить в стол?
Да, такова судьба писателя, — по выражению Блока, «трудная, жуткая, коварная судьба».
«Писатель больше всех должен тревожиться и волноваться, — продолжает он дальше, — он волнуется за многих людей, он бунтует для многих».
И хотя иной раз его роль стараются сузить до границ слепого проводника и пропагандиста сиюминутных и общеизвестных истин, но от этого сплошь и рядом получается только то, о чем так точно сказал Твардовский:
Слова-труха, слова-утиль
В иных устах до пошлой сказки
Низводят сказочную быль.
А я бы сравнил наше строительство этой «сказочной были» с работой скульптора, который берет глыбу мрамора и, отсекая от нее ненужные куски, овеществляет свой замысел, идею и образ, лежащий в основе всей работы. И как бы ни была глубока идея и как бы ни был величествен замысел наших великих предков и провидцев будущего, начиная с Кампанеллы, Томаса Мора и кончая Марксом и Лениным, он остается и останется неосуществленным, пока не будут отсечены и устранены искажающие и мешающие его осуществлению осколки.
Так же решается, на мой взгляд, и проблема оптимизма, на котором ты поставил ударение. Нет, не биологического, как у Мечникова в его «Этюдах оптимизма», а жизненного, социального и исторического, столь естественного с точки зрения принципов нашего общества и в то же время столь осложненного в практике жизни. А принципиальное решение этой проблемы с наибольшей, по-моему, полнотой и точностью дал наш советский академик, физиолог, лауреат Ленинской премии А. А. Ухтомский: