А были и такие. И не случайно бранчливые, а принципиальные, исходившие из уст людей, отрицавших творческие возможности пролетарской литературы.
«Чапаев» находился у самых истоков советской литературы. При всех тех стилистических недостатках, на которые впоследствии указал в дружеском письме Фурманову Максим Горький (сам Фурманов старался исправить их в новых изданиях), — это была для молодой нашей литературы книга программная.
И она была принята в штыки «эстетами», которым был чужд прекрасный пафос революции, отличавший «Чапаева». Она была принята с кислой, снисходительной миной теми критиками, которые потом так же скептически отнеслись к книгам Островского и Макаренко, не сумев и не захотев увидеть новое качество, которое внесли в советскую литературу Фурманов, Островский, Макаренко.
Неверную оценку качества книги давали и некоторые из тех литераторов, которые приветствовали появление Дмитрия Фурманова в литературе, но не поняли истинного характера фурмановского новаторства. Искажали истину критики, которые говорили о натурализме и фактографичности Фурманова и считали эту фактографичность едва ли не его главным достоинством.
А. С. Серафимович, писатель, которого особенно любил Фурманов, как бы полемизируя с подобными критиками, сказал: «Невольно приходит мысль, был ли Фурманов натуралистом, фотографом, который берет только голую действительность; перед Фурмановым могла встать такая опасность. Но почему же эта опасность миновала Фурманова? Почему мы его произведения воспринимаем как глубоко художественные, как реалистические? Куда же девалась масса его фотографических снимков? Ясно, что он делал отбор. Все его вещи с огромной силой освещены революционным содержанием. Эти материалы собраны как бы натуралистически, но огромное художественное чутье позволило ему отобрать основное и реалистически художественно построить свой материал».
НА ЛИТЕРАТУРНОМ ФРОНТЕ.
ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА. ВСТРЕЧИ:
СЕРАФИМОВИЧ, МАЯКОВСКИЙ, ЕСЕНИН,
БАБЕЛЬ. ПИСЬМО ГОРЬКОГО
39
После выхода «Чапаева» Фурманов стал признанным писателем и окончательно связал свою судьбу с литературой.
Творческие планы его были огромны. Он начал делать первые наброски книги «Таманцы», собираясь описать знаменитый поход Таманской армии в 1918–1919 годах (тот самый поход, которому был потом посвящен роман А. С. Серафимовича «Железный поток»).
Это была для Фурманова работа трудная и необычная. Он ведь не был сам участником этого похода, никаких личных записок и дневников вроде тех, из которых вырос «Чапаев», у него не было, не хватало опыта Очевидца. Приходилось основываться на исторических материалах, на воспоминаниях Ковтюха, давать большую волю вымыслу.