Минута молчания. И — «Интернационал».
Это было тогда, сорок четыре года тому назад… В 1917-м. Это было сегодня. В 1961-м.
Старая седая прядильщица сидела рядом со мной. Она, как девочка, взбежала на сцену. И там запела со всеми. И весь зал уже пел «Интернационал». И неизвестно было, где кончается инсценировка и где начинается жизнь. И у многих на глазах были слезы…
…А сцены уже неудержимо следовали одна за другой. И Феоктиста Егоровна Пыжова, та самая седая прядильщица, наша соседка, провожала ткачей на фронт… И юноша-токарь — Женя Ледов, сегодняшний Фурманов, встречался с Чапаевым.
Много лет назад Митяй искренне и задушевно говорил мне:
— Я, конечно, не ханжа и не лицемер, и мне очень хочется, чтоб книга моя понравилась. Но как бы хотел я знать, сколько лет она будет жить и не умрет ли как однодневка, не выдержав испытания нашего сурового, грозного и прекрасного времени…
Как бы хотел я, чтобы он сидел сейчас в этом зале, наш Митяй, чтобы он видел себя — Женю Ледова и старую ткачиху Феоктисту Пыжову, чтобы ему повязывала красный галстук маленькая курносая Таня Смирнова…
Как бы я хотел, чтобы он вместе с нами пел «Интернационал» и ходил по широким улицам города, который с гордостью носит его имя.
…Десятки собраний на ивановских фабриках, в институтах, в школах… Выступления соратников, друзей, учеников…
А потом мы покинули край ткачей и отправились в необычайную поездку по всем тем местам, где Дмитрий Андреевич Фурманов боролся за Советскую Родину, чтобы откупорить, как говорил Фрунзе, «оренбургскую пробку», чтобы дать сырье ивановским фабрикам.
Из города Фурманова самолет унес нас к предгорьям Тянь-Шаня, в край белоснежного хлопка, в город, носящий имя Фрунзе.
…Поздним вечером мы бродили по аллеям парка у подножья хребта Ала-Тау. И киргизский писатель Чингиз Айтматов, автор лирической «Джамили», переведенной на многие языки мира, рассказывал нам о том, как дороги имена Фрунзе и Фурманова для киргизского народа. Маленький захолустный город Пишпек, где семьдесят шесть лет тому назад родился Фрунзе, стал оживленным столичным городом, утопающим в садах. Маленькие киргизские школьники читают книги Фурманова, и играют в Чапаева, и заучивают наизусть главы из «Мятежа». Ученые пишут исследования о государственной деятельности Фурманова в Семиречье.
Над снежными вершинами Ала-Тау мерцали звезды. Внизу горели огни киргизской столицы.
В ярко освещенном новом кинотеатре (в который раз!) шел неумирающий фильм. Василий Иванович Чапаев задумчиво стоял на мосту, и к нему приближался стройный человек в туго перехваченной ремнем солдатской гимнастерке.