- Гм... Если вы это серьезно говорите...
- Вполне серьезно!
- То почему вы приводите в пример одних только шахтеров?
- А не учительниц?.. Однако вы ведь приехали сюда на свой счет, а шахтеру не на что сюда ехать... Кроме того, как живут шахтеры, это я гораздо лучше знаю, чем то, как живут учительницы.
- Хорошо, допускаю... А кто это вас убить хотел, вы говорили?
- Убить?.. Вы об этом? - дотронулся он до своей плешины. - Это - один шахтер... которому я очень благодарен за это.
Серафима Петровна долго смотрела на него удивленно, не отрываясь, наконец сказала тихо:
- Я вам верю!
- Мне нет надобности говорить вам неправду... - просто отозвался Даутов.
- А если... если будет надобность вам кого-нибудь убить, - извините меня за этот вопрос, - то как все-таки, вы бы убили?
- Непременно! - ответил он без запинки.
- Будете стрелять?
- Непременно.
- А когда арестовывали вас, вы тогда стреляли?
- Нет, тогда не пришлось... Да ведь тогда, например, меня арестовали как-то совсем по-семейному. Я, признаться, и не думал, что арестуют. Подхожу как-то к дому, где комнату у одной сердечной старухи снимал, вхожу в калитку, вижу - городовой на дворе дежурит. И чуть только я во двор вошел, он - к калитке и руку на кобуру. "Чего, брат, ты тут торчишь?" - говорю как могу спокойно. "Да тут в доме пристав наш, поэтому и торчу", - говорит. Ну, ясно, что обыск. Идти мне на улицу напролом - он, конечно, стрелять будет, а у меня ничего нет с собою. И вдруг мысль мелькнула: "Почему же непременно у меня обыск? Тут в доме три квартиры, и два студента в них. Я же тут поселился недавно..." Иду к своей сердечной старушке, а сам думаю: "Хотя бы и у меня обыск: ни бомб, ни литературы - ничего такого у меня нет, бояться мне нечего..." Вхожу в свою комнату, слышу храп: хррр... хррр... "Кто же это, думаю, у меня так задумчиво храпит?" Оказалось, сам господин пристав: голову на стол положил - и хррр! Где-то он теперь, любопытно? Должно быть, на фронт погнали... Подхожу, хлоп его по голове: "Эй, дядя! Спишь?" Проснулся: слюнявый, глазищи красные... Фуражку надел, а то она у него с головы свалилась. "Это вы, говорит, такой-то?" - "Я, говорю, такой-то". "Извините, что потревожить приказали по пустякам!.. Вот протокольчик подпишите!" Смотрю, на столе и бумажка, протокол обыска, готова уж, а в ней говорится, что при обыске ничего не обнаружено. "Как же это вы, говорю, без меня у меня рылись?" - "Да ведь это, говорит, пустяки все, одна проформа..." - "Ну, думаю, ладно, пусть только идет к черту!" А тут старушка сердечная, моя хозяйка: "Господин пристав, чайку идите выкушайте!" - "Чай пить, говорит, не дрова рубить!" Сел и я с ним. Сидим, беседуем. Он мне рацеи разводит, что вот как, мол, эти студенты всякие и даже из окончивших молодые, вместо того чтобы им учиться или уж служить, жалованье получать да где-нибудь у знакомых в преферансик перекинуться, а они к чему-то, видите ли, в революцию ударяются и только полицию беспокоят... Только это расфилософствовался, городовой входит: "Извозчик стоит, пожалуйте ехать!" Встает мой пристав и мне: "Поедемте, молодой человек!" - "Куда это? Зачем?" - "Да уж так надо... для проформы". Сердечная старушка умолять даже его пустилась: "Да что вы это, господин пристав! Да отпустите вы жильца моего, что вам стоит!" - "Ничего, говорит, не стоит, а только со службы тогда долой!" Поехал я с приставом, и привез он меня прямо в тюрьму... Вот какой был мой тогда арест.