Летиция изумленно посмотрела на нее. Она и не подозревала, что старшая Бронте может так бурно выражать свое недовольство, – и где? На выставке перед картиной художника.
– Автор будто прочел твои мысли: первая часть, невеста, названа словом Pity (здесь – Сострадание. – Н. А.). И потом уже Love (Любовь) и Sorrow (Скорбь). Кстати, Шарлотта, она тоже женщина, ее зовут Фанни Гифс[11]!
– Тем хуже. Лицемерие со стороны женщины в этом вопросе – еще более тяжкий грех, чем подобное отношение со стороны мужчины.
Видя испуганные лица сестер Уилрайт, Шарлотта невольно вздохнула: “Вот Полли (прозвище Мэри Тейлор. – Н. А.) бы меня сразу поняла. Как это печально, когда юность уже прошла, а ты еще ничего не сделала. И что впереди – быть приживалкой в чужом доме? Сестрой милосердия? Ни за что. Этой картине подошла бы надпись „Посвящается мадам Зоэ Эже, столь счастливой в браке“. Даже на Салоне все говорит об этом. А она действительно счастлива или это только видимость? Я бы жизнь отдала, чтобы узнать правду”.
Младшие Уилрайт уже убежали и теперь стояли, смущенные, неподалеку от другой картины – Une Almée Эдуарда де Бифва. К ней было не протолкнуться: портрет египетской танцовщицы вызвал скандал, потому что многие находили его слишком чувственным. По сегодняшним меркам он сама скромность: пышная женщина в тюрбане возлежит на подушках, и на ней столько одежды, что открытыми остались лишь шея да декольте, гораздо более целомудренное, чем у многих жительниц Брюсселя того времени на балах и концертах. По-настоящему эротичен лишь ее взгляд – прямой и зовущий. Ни тени стыда в нем точно нет.
Шарлотта почувствовала приступ тошноты: “Опять она! Образ мадам сегодня преследует меня. Ведь это у нее такие формы и декольте, которое она не прячет даже в будничных платьях. И этот наглый взгляд: за внешней набожностью у мадам Зоэ прячутся и безапелляционность, и полное отсутствие щепетильности, деликатности во всех вопросах. Она всегда добивается того, чего хочет. И не слишком выбирает выражения, когда говорит с теми, кто стоит ниже нее. Достаточно вспомнить, как она уволила учительницу английского, мою предшественницу. Мужчинам нравятся именно такие? Ему… она нравится?!”
Шарлотта окончательно потеряла чувство реальности и просто кипела от негодования. Она притворилась уставшей и присела в углу зала. На нее уже смотрели с любопытством, потому что она почти рыдала. И никто в мире еще не знал, что через десять лет именно этим двум не самым выдающимся картинам будет посвящена целая глава в ее лучшем (хотя и не самом знаменитом) романе. И от них не останется камня на камне, столь уничижительной критике подвергнет их влюбленная героиня романа Люси Сноу. Хотя сами полотна ни в чем, разумеется, не виноваты.