Наконец наступило 25 декабря – день Рождества. Даже аскетичный дом пастора, не любившего праздничной суеты, преобразился: в окнах горели свечи, стол украшали листья омелы и плющ. Рождественский обед включал ростбиф, как это было принято в Йоркшире (птицу здесь не жаловали), и плам-пудинг, над которым уже давно колдовали Эмили и Табби. Это подобие горячего пирога, в который обязательно входили нутряной жир, белые хлебные крошки, изюм, чернослив и специи, полагалось готовить загодя, а при подаче на стол поливать ромом и поджигать. Охваченный пламенем и украшенный веточкой остролиста черный пудинг выглядел красиво, но на сегодняшний вкус был слишком жирным. Впрочем, в Хауорте его никогда не поджигали. Зато Табби тайком спрятала в него всякие мелочи – медное колечко, старую пуговицу, маленький крестик – предупредив домашних, чтобы ели осторожнее. Это была давняя традиция – гадать, что каждого ожидает в следующем году. Старая служанка так хотела, чтобы девочки нашли женихов, что положила в пудинг целых три колечка – они предвещали замужество. Шарлотта первой торжественно, под шутливые возгласы вынула что-то из своего кусочка на тарелке. Она была близорукой и поднесла свечу: на ладони лежала… мужская запонка от рубашки. Табби сослепу перепутала ее с пуговицей.
– Что это может значить? То, что тебе следовало родиться мужчиной? – неожиданно серьезно сказала Эмили.
– Или то, что ты весь год будешь стирать мужские рубашки? Помогать папе? Или, как сорока или ворона, польстишься на блестящую безделушку?
Все наконец развеселились. Колечки не достались никому – на следующее утро Табби грустно выковыривала их ложкой.
После Нового года в Хауорт приехала погостить Элен Насси. Она жила в крохотной деревушке Бирсталл в окрестностях Лидса (там и сейчас всего пара сотен жителей) и была двенадцатым ребенком в семье торговца тканями Джона Насси. Элен, будучи на год младше Шарлотты, успела за прошедшие со времени их обучения в Роу-Хед годы превратиться из веселой кудрявой девочки с широко расставленными глазами в спокойную незамужнюю женщину, полностью поглощенную проблемами своей многочисленной родни. Маленькие племянники занимали теперь все ее мысли и все ее время. Шарлотта будто специально выбрала таких разных подруг: Мэри Тейлор – огонь и страсть, вечное стремление куда-то вперед, и набожная, рассудительная и умеющая довольствоваться малым Элен. Она никогда не обижалась на шутки и подкалывания, и молодые Бронте дразнили ее: Патрик Бренуэлл смешно копировал ее деревенское произношение, а девочки намекали на недавнее увлечение братом Мэри. Погода наладилась, и они всей компанией подолгу гуляли, ходили за книгами в библиотеку в Китли. Несколько раз Шарлотта пыталась рассказать Элен о своем отношении к месье Эже, но так и не решилась: Мэри бы ее точно поняла, а объяснить Элен свой особый интерес к женатому мужчине, отцу многочисленного семейства и своему учителю, было невозможно.