И вот сейчас она стояла на пороге самого величественного и богатого католического храма Брюсселя – собора Святых Михаила и Гудулы. Колокола созывали прихожан на вечернюю молитву. Она вошла внутрь и отметила, что свет, льющийся сквозь витражи, окрашивал царивший в церкви полумрак не в золотистые, а в багряно-кровавые тона. После службы в соборе остались только те, кто готовился к исповеди. Шарлотта пошла было к выходу, но двери тщательно затворили прямо перед ней, и ей не оставалось ничего другого, как вернуться. Несколько женщин стояли на коленях и молились, одна из них сказала Шарлотте: “Ступайте вы, я еще не совсем готова”. Священник, сидевший в исповедальне, даже не взглянул на нее сквозь решетчатое деревянное окно, а только приблизил к нему ухо. Однако первые же ее слова заставили его повернуться:
– Святой отец, я протестантка.
– Вы совершили тяжкий грех или преступление?
– Я думаю, да.
– Говорите.
– Я уже несколько недель совершенно одна и не слышала ни слова участия. Я изнемогаю под тяжестью переживаний, разрывающих мое сердце, но не могу избавиться от них.
– Что это за переживания? Это чувство вины перед близкими или преступная, недозволенная любовь?
– Я думаю, второе.
– Вы переступили черту и отдали душу дьяволу?
– Я думаю, нет, святой отец.
– Что ж, праведники велели кающимся грешникам приблизиться к Царству Божию путем самоотречения и добрых дел. Если бы вы принадлежали к нашей вере, я помог бы вам больше: протестантство слишком холодно и сухо для такой пылкой натуры, как ваша. Вам же скажу лишь, что подобным натурам этот мир не может принести успокоения. Никогда.
Покинув храм, Шарлотта почувствовала, что боль ее нисколько не уменьшилась, но – слава богу! – к ней вернулось ясное осознание того, где она и что с ней происходит. На другой день, 2 сентября, она написала подробное письмо Эмили, спокойно заметив, что почти половина каникул прошла и она пережила одиночество лучше, чем ожидала. Она подробно и бесстрастно описала свою исповедь в католическом храме, охарактеризовав ее как an odd whim – странную блажь, и попросила ничего не рассказывать об этом происшествии отцу. Он может не понять, что это только каприз, и подумает еще, что она решила перейти в католичество! В то время как это абсолютно невозможно. И только спустя десять лет на страницах своего знаменитого романа, повествующего о судьбе англичанки и протестантки Люси Сноу в Брюсселе, она приоткроет завесу тайны над этим, может быть, самым горьким и мучительным эпизодом своей жизни.
Успокоенная, она вернулась на рю Изабель. И поняла, что по-прежнему хочет только одного: чтобы он вернулся в город.