Наконец из Бланкенберга вернулось посвежевшее и поздоровевшее семейство Эже. Девочки снова заполнили дортуары, и отлаженный механизм жизни в пансионе заработал с прежней силой. Константин все дни проводил в лицее для мальчиков, а Шарлотта с нетерпением ждала известия о том, когда возобновятся их уроки немецкого. Считалось, что французским она уже овладела в полной мере, но для открытия школы в Англии надо было знать как минимум два иностранных языка. Так, во всяком случае, она писала родным, хотя когда вспоминала бледные личики дочек своих соседей, их неловкие манеры и страх перед взрослыми, их потертые платьица и руки в цыпках – от постоянного холода, а у кого-то и от работы по дому, – то уже не была в этом столь уверена. Сейчас она как раз перечитывала письмо Мэри, в котором та убеждала ее немедленно уехать: куда угодно, в Англию или любую другую страну на континенте, иначе потом она просто не сможет этого сделать. Мэри определенно не зря перед своей смертью уничтожила все письма Шарлотты: скорее всего, она единственная знала подлинную историю отношений своей подруги и ее учителя. Нет, нет, я не готова уехать, я еще не уверена, подумала Шарлотта и с удивлением увидела, что к ней направляется, переваливаясь уточкой, округлившаяся мадам Эже. Из-за беременности она теперь редко покидала свои комнаты.
– Дорогая мисс Бронте, я хочу вас обрадовать. Месье рассказал мне о ваших успехах в немецком, и мы подумали, что отныне вы не нуждаетесь в уроках немецкого и не должны оплачивать их из ваших 16 фунтов годовых. Можете потратить эти деньги, например, на новую шляпку – в Брюсселе столько соблазнов. Думаю, в приходе вашего отца нет таких возможностей. Вы довольны, дорогая Шарлотта?
– Да, мадам. Если месье считает, что я уже достигла совершенства в немецком и больше мне не к чему стремиться, значит, так тому и быть.
– Прекрасно, я передам ему, что вы счастливы и благодарны.
Принимать поражение. Спуститься с небес на землю. Уроков с ним отныне не будет, может, я вообще больше никогда не увижусь с ним. Никогда. И почему я возомнила, что он хочет общаться со мной без свидетелей? Мистер Дженкинс – я должна пойти к нему на исповедь. Пусть и не такую откровенную, как в церкви Святой Гудулы, но он должен научить меня смирению. Покоряться обстоятельствам – как Элен, как Эмили и Энн. Нет, я не согласна. Я хочу быть счастливой.
Шарлотта проходила путь, по которому ступали до нее многие: чем менее достижима была ее любовная цель, тем больше у нее появлялось душевных сил для борьбы. Чем безнадежней казалась ситуация, тем слаще было в нее погружаться и мечтать о несбыточном. Вырваться из этого круга – он сродни садомазохизму – она не могла.