Уолш тихо вздохнул и потопал ко мне, а затем принялся поправлять одеяло, менять компресс и вообще всячески проявлять заботу и нервировать меня. Видимо, целитель расписал мое состояние как-то особенно жутко, потому что обычно мой куратор не имел привычки изображать наседку по отношению к кому бы то ни было. Ко мне — так особенно.
— Да хватит уже, Ланс, — отмахнулась я и поглубже зарылась в одеяло. — Не умру, не дождетесь. Отдохни сам, дел и так выше крыши.
Уолш снова вздохнул, но покорно из комнаты вышел: я поняла это по звуку шагов и стуку закрывшейся двери. Видимо, день без меня изрядно вымотал коллегу: ноги он как будто слегка подволакивал, что за Лансом водилось только в случае действительно смертельной усталости.
Утром мне стало самую малость лучше, даже смогла поесть сидя на постели, а не лежа, как накануне. Горничная по имени Ливи на этот раз держалась куда любезней и даже несколько раз поинтересовалась, не требуется ли мне еще что. Взгляд, правда, у девушки все еще оставался по-прежнему холодным и колючим. Сложив два и два, я посчитала, что кому-то донесли о поведении служанок, и те получили неплохой такой разнос, который и заставил их изображать услужливость и дружелюбие. Вероятней всего, вмешался Лэмптон, вряд ли миссис Кавендиш, так сильно насолившая мне вчера, вдруг стала радеть о душевном и физическом комфорте своей жертвы.
Горло болело, как и голова, голоса не было вообще, ныли суставы… Я чувствовала себя все равно отвратительно, хотя целитель во время очередного осмотра выглядел вполне спокойным и даже довольным. Хотя, возможно, он был таким и вчера вечером, просто я не поняла из-за того полубреда, в котором пребывала.
— Ну вот, юная леди, все с вами хорошо, никакого воспаления легких, — произнес по итогу доктор Монтегю, и я, обалдев, сообразила, что у меня вообще подозревали в том числе и пневмонию. Теперь я стала любить миссис Кавендиш еще меньше, хотя, кажется, и некуда.
— Спасибо, доктор, — прохрипела я с натугой и даже изобразила, насколько смогла, дружелюбную улыбку.
— Ну что вы, мисс Лэйк, — отмахнулся целитель. — Приятно видеть пациента, которого действительно можно вылечить. Это добавляет немного радости в мою жизнь.
Под неизлечимым пациентом доктор Монтегю наверняка подразумевал своего высокородного пациента, и хорошо было бы сейчас подхватить нить разговора… Вот только с больным горлом подобное оказалось не просто трудновыполнимой задачей, а и вовсе невозможной.
Ланса сразил в обед приступ человеколюбия, который и подтолкнул коллегу попросить накрыть и ему в моей комнате. Не то чтобы в моем положении я нуждалась в обществе, но поступок нельзя было не оценить, особенно учитывая, что Уолш и посреди ночи приходил меня проверить.