Что характерно, на занятие к профессору Ласлоу явились все с позором изгнанные с прошлой лекции студентки, уже отмытые и переодетые. Одним из самых ярких недостатков миз Ласлоу была злопамятность, так что ни пропускать ее занятия, ни являться на них чересчур смело одетыми просто не рисковали. Дурной характер преподавателя магоконструкции считался тем самым лихом, которое лучше не будить ни под каким видом.
Пока ждали профессора, я решила поинтересоваться у однокурсницы Лиззи Смитсон, которую до недавнего времени считала человеком адекватным, что за поветрие накрыло девушек. Ну ладно, новый преподаватель красив, харизматичен, да еще и считается, будто он богат и знатен. Но разве это повод сходить с ума? Нужно же иметь хоть какое-то самоуважение.
— Ну, а чего он? — фыркнула самую малость смущенно Смитсон, зардевшись. — Ходит тут, такой весь из себя непорочный. Это теперь дело принципа! Сдастся рано или поздно! Он молодой здоровый мужчина, в конце концов.
Когда речь заходит о принципах, говорить о здравом смысле уже не приходится.
— А ты не думаешь, что у профессора Лестера тоже могут быть свои принципы? — осведомилась я со вздохом. — Может, он со студентками принципиально романы не крутит. И что тогда? Так и будете полуголыми по кампусу разгуливать?
Кажется, на этот счет Лиз не задумывалась.
— Ну… Постоянно-то не выйдет, зимой холодно будет… — пробормотала однокурсница немного растеряно. И, вполне возможно, начала размышлять над долгосрочной стратегией завоевания строптивого нового декана, что так упорно, аж третий день, держался за правила приличия.
Беседу о таком действительно важном и злободневном вопросе, как соблазнение нового преподавателя, пришлось прервать с приходом профессора Ласлоу. Вообще, при ее появлении смолкали все, причем речь не только о занятиях и не только о студентах.
Вокруг этой вечно хмурой сухощавой женщины всегда возникала зона отчуждения, Эльзы Ласлоу откровенно чурались. Когда я только поступила в университет и заметила эту странную особенность, мне показалось странным и даже несправедливым такое отношение. Впрочем, уже через пару месяцев я перестала думать, будто с профессором Ласлоу поступают дурно. О нет, с ней поступали точно так, как она того хотела.
Первым делом преподавательница привычно рявкнула «Тихо!», и ее совершенно не смущало, что аудитории и без того царило абсолютное безмолвие.
— Я даже не сомневаюсь, что за прошедшее лето в ваших головах не осталось ничего, — начала преподавательница традиционную уничижительную речь, которую она произносила согласно университетской легенде из года в год с самого начала работы, даже не привнося в нее изменений.