Мозг полицейского устроен по-особому. С одной стороны, полицейский может быть изобретательным, а с другой — непроходимо тупым. Вот только мне непонятно было, с какой из двух разновидностей я имею дело. Ждать можно было чего угодно. Больше всего меня пугала их самоуверенность. У того, что ходил из угла в угол, с лица не сходила угрожающая ухмылка. Сидевший за столом, в отличие от предыдущих ночей, ни разу не брался за дубинку с надписью «от меня секретов нет», а лишь время от времени рассеянно напевал: «Ах, Ганка, Ганка…» А примостившийся у батареи многозначительно крутил на пальце тонкую цепочку.
Каждую минуту я ожидал обвала висевшего надо мной груза неизвестности. Так вскоре и случилось. Первый полицейский внезапно остановился и «в последний раз» спросил, что я могу сообщить о Йочко. Я молчал: надоело повторять одно и то же. Тогда сидевший за столом пригрозил мне очной ставкой. Угроза не осталась пустыми словами — веснушчатый охранник ввел какого-то парня.
Вид у него был страшный: одежда давно превратилась в лохмотья, ступни ног деформированы, в валявшихся грязных волосах — засохшие сгустки крови. Но не это было самым ужасным. Юноша заискивал перед полицейскими с невиданным старанием, угодливая улыбка, казалось, навсегда застыла на его губах. Было заметно, что, если потребуется, он пойдет на все: будет петь колыбельные песни своим мучителям, называть их нежными именами, прославлять резиновую дубинку как величайшее счастье.
Я попытался отгадать, за что его арестовали. Быть может, он член РМС, или арестован «по подозрению», или просто жертва доноса. Несомненно одно — это был Йочко. Я постарался перехватить его взгляд, но он не сводил глаз с полицейских. Это придавало им еще большую уверенность. Вели они себя как боги, достигшие верховного могущества. Я старался не обращать на них внимания, дожидаясь, что последует дальше. И дождался.
Последовал вопрос, заданный победоносным тоном: может быть, я, наконец, «хоть что-то» вспомнил? Происходящее казалось бессмысленным, что на какое-то мгновенье я растерялся, не зная, ни что ответить, ни как вести себя. Поведение мое истолковали как признак подавленности. Полицейские-сидевший за столом и примостившийся на батарее — в ожидании ответа подались вперед, первый перестал напевать себе под нос, а второй оставил цепочку в покое.
Оценив важность момента, стоявший рядом со мной полицейский подозвал Йочко. Тот приблизился, согнувшись в подобострастном поклоне. Полицейский сначала ударил его по шее, а потом призвал «вывести меня на чистую воду, иначе»… Юноша сжался от страха и, казалось, стал меньше ростом. Наконец наши взгляды встретились — глаза у него были пустые, как у мертвеца. Затем он припомнил мне какую-то взрывчатку, которую якобы получил от меня с просьбой спрятать на несколько дней, пока я не подыщу более безопасное место.