С приходом Друмо воцарилось молчание. Это, видимо, не пришлось по душе его «коллегам», ибо, спустя какое-то время, они осторожно спросили, как он здесь очутился. Друмо в ответ махнул рукой и сквозь зубы процедил:
— Невезуха!
Поняв, что «королю» не до разговоров, карманники сконфуженно умолкли. В это время охранник принес передачу Илюшке от каких-то его родственников — узелок с караваем хлеба. Илюшка разломил его на две половины. Одну сунул в узелок «на завтра», а другую разделил поровну на всех.
Поев, мы принялись укладываться спать. Илюшка же, по-видимому, опасаясь, как бы у него не исчез остаток хлеба, принял меры предосторожности: туго связал узелок, положил себе под голову. Так и уснул. Потом послышалось равномерное дыхание остальных. Только мне не спалось. Мешали мухи, которые летали даже в темноте и поминутно садились на лицо.
Где-то после полуночи Друмо шевельнулся и осторожно приподнялся, опираясь на локоть. Мне почему-то пришла в голову мысль, что он решил украсть остаток хлеба у Илюшки, и я затих. Когда еще представится случай своими глазами увидеть, как вор крадет у вора? «Король» достал из кармана обрывок тесемки и принялся осторожно водить им у лица Илюшки, стараясь, по-видимому, имитировать полет назойливой мухи и время от времени слегка касаясь то щек, то лба спящего. Не просыпаясь, тот стал машинально отгонять «назойливое насекомое». Друмо продолжал ту же игру, пустив в ход на сей раз уже пальцы, приучая жертву к более осязательным прикосновениям. Илюшка, казалось, в какое-то мгновение готов был проснуться, но потом снова затих и лишь время от времени тяжело сопел. Левой рукой вор осторожно скользнул под подушку, легонько приподнял голову спящего и придержал в этом положении. Одновременно правой рукой грабитель вытащил узелок, ловко развязал его, извлек оставшуюся половину каравая, сунул вместо него половину кирпича, вновь стянул узелок и сунул его на прежнее место. Остальное было совсем простым делом. Друмо съел хлеб в полной тишине, не издав ни звука, и улегся спать.
Утром, еще окончательно не продрав глаза, Илюшка решил позавтракать. Я внутренне приготовился вмешаться в ссору, которая, по моему мнению, неизбежно должна была вспыхнуть между карманниками. Но, поняв, что произошло, Илюшка пришел в восторг, хлопнул Друмо по плечу и заявил:
— Друмо, ты действительно король!
«Король», еще не очухавшийся со сна, не удостоил его и взглядом.
К вечеру наш «коллектив» увеличился еще на одного уголовника. У него были необычайно густые сросшиеся брови и глубокий шрам на левой щеке. Когда его привели к нам в камеру, меня удивил не столько его устрашающий вид, сколько поведение карманников, которые просто благоговели перед ним. Друмо всем своим видом выражал глубочайшее чинопочитание и не знал, как и чем ему угодить. Я подсел к Илюшке и попытался через него понять, что за птица залетела к нам. Илюшка чуть слышно шепнул мне на ухо: