— Хорошо, бай Станойко, — говорю ему, — прочту. Это, конечно, не обязательно, но раз ты настаиваешь…
Бай Станойко вынул из кармана несколько листков и подал мне. Отпил я глоток ракии, устроился поудобнее и стал читать.
«Уважаемые товарищи! Товарищ Спиро Папуранский, насколько мне известно, происходит из семьи служащих. Не слыхал, чтобы до 9.IX. 1944 г. он поддерживал фашистов. После 9. IX. 1944 г. шагает в ногу с народом. Никто не может припомнить, что у него есть родственники за границей. Со всеми мероприятиями народной власти он полностью согласен.
О чем узнал, о том пишу. По самому главному, как видите, характеристика положительная. С такой характеристикой везде можно пройти.
А теперь хочу рассказать, что я видел собственными глазами. Случаи эти незначительные, мелочи, не знаю, стоит ли их ворошить. Но потом сказал себе: «Просят рассказать обо всем, что знаешь, просят же!.. А раз просят, надо выполнять — и точка!»
Со Спиро Папуранским я познакомился, когда оказался в одной камере с ним. Арестовали его жандармы. За что — и сегодня сказать не могу. Сам он не открылся, а расспрашивать я не стал. Если бы стал, он мог бы заподозрить во мне подсадную утку, провокатора. А их я, режьте меня, ешьте меня, за людей не считаю. Жандармы здорово его разукрасили. Меня били тоже не шутя, но я оклемался быстрее и помогал ему, к примеру — поддерживал кружку, когда ему хотелось водицы испить.
В одной камере мы пробыли несколько дней. За это время запомнились кое-какие мелочи. Однако прежде расскажу о себе, а уж потом о тех мелочах.
Случай мой совсем простой, всему виной, я бы сказал, деревенская глупость. Хлебнув сверх нормы, я разорался на виду у собравшихся в нашей деревенской корчме: «Германцы победят, когда моя баба трамвай родит!» Не успел я проорать это, как один незнакомый гражданин — а тогда много таких околачивалось — сразу же схватил меня за шиворот. После жандармы все приставали: «Признайся, говорил, что германцы победят, когда твоя баба трамвай родит?» «Говорил, — отвечаю им, — но по пьянке». «Если по пьянке, то почему выкрикивал именно это, а не другое?» Надоели мне они, я взбеленился и резанул им без обиняков: «Есть такая старая поговорка: что у трезвого на уме, у пьяного на языке!» Сколько же побоев потом пришлось вытерпеть из-за этой поговорки! С тех пор о поговорках стараюсь не вспоминать. Поговорки во все стороны стреляют, и никогда не знаешь, в кого попасть могут. Пробыл я какое-то время в камере, а потом предстал перед судом. Дали мне два года. Но через два месяца подоспела революция. Как говорится, только-только успел познакомиться со стоящими людьми. А через несколько лет я вышел на пенсию: ничего не попишешь — годы!