— Говори, где партизан, не то душу из тебя вытрясу!
Староста насилу вырвал меня из его рук. Отдышался я и говорю:
— Партизан-там, где ему и полагается быть, в лесу!
Как навалятся на меня! Староста с трудом их утихомирил, хотели на месте порешить.
— Нельзя так. Нужно разобраться по закону!
Повели меня в управу. Староста пошел с нами — боялся, что по пути могут со мной расправиться. Не из наших был этот староста, но человечности ему не занимать. В управе рассказал все как было. В конце следователь говорит:
— Значит, ты, старик, из коммунистов будешь?
— Какой я коммунист?!
— Если не коммунист, то пособник партизан!
— И не пособник я!
— Тогда зачем же ты таких дел натворил?
Поглядел я на него и говорю:
— По доброте, господин следователь, так-то вот, по доброте! Придут мокрые, голодные, думаю, не от хорошей жизни на ночь глядя вышли в путь, и сжалится сердце.
— Сжалится, значит? А если я тебя навещу голодный, тоже сердце сжалится?
— Эге, — говорю я ему, — тебя вся держава жалеет, с чего это ты моей помощи запросишь? Доброта необходима человеку, а ты — начальство!
Боже, как следователь этот подскочил да как врезал мне по зубам, я и упал. Вот, даже след остался. Шрам за доброту! Отдали меня под суд, но пока судили да рядили, пришло Девятое, и все встало на свои места. А паренек этот жив ли, здоров ли, мне неведомо. Все мне кажется, что коли жив, то непременно заглянет. Не может быть иначе, доброта есть доброта. Говорил же я тебе, человече, что доброта — это что-то высшее. Будь хоть самым сильным, а без доброты от силы твоей проку не будет. Будь ты хоть сто раз правым, а без доброты грош тебе цена!
Я уверил старика, что если паренек жив, то непременно заглянет, взял в руку бидон и зашагал к машине — предстоял неблизкий путь.