Прибывшие летчики вылезли – не без женской суеты и смеха – из своих меховых костюмов и остались в несколько помятой, но, все равно, гораздо более подходящей случаю форме, хотя и босиком. Но тут выяснилось, что проблема обуви была ими заранее учтена и решена. Кто-то из обслуги притащил с пирса кожаный мешок с форменными ботинками, и вскоре новоприбывшие выглядели строго по уставу, то есть, мало чем отличались по внешнему виду от наблюдавшего за ними Морица, который и сам был пилотом Объединенного Штурмового Корпуса.
– Не ожидала встретить вас здесь, – графиня Скулнскорх говорила очень тихо, стоя так близко к капитану второго ранга Кеззгайле, что казалось, они обнимаются. – И это звание… ордена… Как давно ты воюешь?
– С первого дня, – граф не улыбался, но выражение его лица было настолько сложным, что Мориц ничего не понимал.
Влюблен? Любит? Как давно?
"И ведь Елизавета совсем еще девочка… Сколько ей может быть лет? Девятнадцать? Двадцать? А графу? Чуть больше, возможно… Или, напротив, много больше?"
У капитана было очень странное лицо. Интересное – "Бесспорно!" – но при том такое, что ни о возрасте, ни о настроении хозяина ничего определенного не скажешь. Вот даже Мориц Розенкранц, способный обычно на многое, затруднился. А жаль, – Кеззгайла оказался весьма любопытным персонажем, особенно если принять во внимание его хорошее знакомство с графиней Скулнскорх и завидный ряд орденских планок на левой стороне груди.
"А у него еще и "Полярная звезда" в галстуке". Обалдеть!"
Однако, чтобы понять реакцию барона Розенкранца, следует иметь в виду, что сам он воевал уже десять месяцев, совершив восемьдесят семь боевых вылетов и одержав три победы в воздушных поединках. В своем полку он считался опытным пилотом и умелым бойцом, а вопрос о его храбрости просто не обсуждался. Тем больше вопросов возникало в голове лейтенанта Розенкранца при взгляде на трех вновь прибывших летчиков. Про князя Курбского он уже слышал, и более того встречал его несколько раз в обществе. Соответственно, и не удивлялся. Эка невидаль, положа руку на сердце, двадцатитрехлетний капитан-лейтенант на третий год мировой войны! Впрочем, оставался еще вопрос, живут ли достаточно долго пилоты палубных истребителей и торпедоносцев, чтобы выслужить такие звания и награды? Но – истины ради – и то верно, что среди этих пилотов есть даже адмиралы. И вот он, пример, стоит с графиней Елизаветой и смотрит на нее сверху вниз. И, хотя лицо капитана второго ранга непроницаемо, как полярная ночь, у Морица от любопытства даже виски сжало, так хочется ему заглянуть сейчас в глаза незнакомого литвина. Есть у барона подозрение, что взгляд этих синих глаз многое рассказал бы ему и об этом отважном авиаторе, и об отношениях, связывающих незнакомца с одной из самых красивых и знатных невест Европы. Очень ему было любопытно, но нет, не обернется и к себе не подпустит. Стоит – руки по швам, хотя ощущение такое, что это обман зрения – смотрит на девушку сверху вниз, прямо в ее поднятое навстречу лицо, в глаза графини, сияющие золотом и медом, и молчит. Молчит мужчина, молчит и женщина, но Морицу кажется, что это не так, вот только диалог их не предназначен для посторонних ушей и глаз.