– А я сама пробовала, – пожала плечами Вера. – Первый раз – так себе, но не ужасно, как маменька говорила. А дальше – сладко… точно мед!
– Это с кем это ты? – нахмурилась Ирина.
– С суженным, ряженым! – отрезала Вера. – А ты?
– Я с Иваном – Всеволодовым кормчим, он с батей моим и по рукам уже ударил, и виру[43] за мою "честь" уплатил.
– А как же он узнал? – Елизавета этой истории, как ни странно, еще не слышала.
– А он нас на горячем поймал, – рассмеялась Ирина. – Иван внизу, я наверху, и оба голые.
– А как это сверху? – сделала круглые глаза Лена.
– Как-как! Верхом!
"Верхом?" – Елизавета, все это время уверенно державшая лицо, чуть не дрогнула. Она не сразу сообразила, как это "сверху".
– А у моего отца, – сказала, между тем, Вера, – есть такая книга, называется "Фацеции или жарты польски, или издёвки смехотворны московски"[44]. Так там такие срамные сказки записаны, что просто в румянец бросает.
– В Скулнскорхе, в библиотеке есть книга италийца Боккаччо "Декамерон", – наставительно сказала Елизавета, – так в ней вообще про все говорится, и про блуд, и про полюбовников…
– Да, что нам италийцы! – расхохоталась Ирина, разливая мед, двигалась она при этом легко и плавно, словно бы и не пила крепкого вина. – В любую деревеньку заедете, на мызу, в фольварк, на хутор какой, вам бабы таких сказок понарасказывают, что повторить язык не повернется.
– А так, чтобы не про это? – спросила Елизавета, справившись с очередным пирожком с сёмгой. – Про любовь, про верность…
– Ну, есть такой рассказ, его кормчие рассказывают, когда бражничают, – Вера тоже съела пирожок, и ее губы лоснились от жира. – Вот говорят, давным-давно, в Новогороде, жил-был кавалер Роман Монтеков сын, а в том же белокаменном проживала девица из рода Копулетовых, именем Ульяна…
– Постой, Вера! – остановила ее Елена. – А разве его не Ромус звали? Ромус и Ляна. И это не в Новогороде случилось, а на Литве…
– Да, нет же! – воскликнула раздосадованная Елизавета. – Ни в какой не в Литве, а в графстве Верона! И кавалера звали Ромиус, а девицу – Юлия!
– Нет, – покачала головой Зои. – Его звали Ромео, а ее – Джульетта, и она…
– О, господи! – подняла тогда руку Елизавета. – Похоже, мы уже изрядно выпили, пойдемте-ка в баню!
Она встала с лавки, стянула через голову рубашку и первой пошла к двери в тепидарий.
– А ты красавица! – сказала ей вслед Зои.
"Красавица? Что ты имеешь в виду?" – что-то в словах Зои насторожило Елизавету. Похоже, баронесса сказала вслух совсем не то, о чем подумала.
"Я…" – она остановилась перед венецианским зеркалом и посмотрела на себя, как бы со стороны.