– А ночью мы ходили в Красную башню… – подхватила Елизавета, начиная понимать.
– И встретили там герцога Тригерида…
– Но я точно помню ночь на холме недалеко от бурга Эльц… – возразила Елизавета. – И волков… Ты помнишь волков, Людо?
– Оборотней?
– Значит, мне это не приснилось, – Елизавете очень не хотелось, чтобы "та ее жизнь" оказалась теперь всего лишь сном.
– Или это был сон равный жизни, – мягко поправил ее Людо. – Во всяком случае, я твердо знаю, что спать мы легли в Эльце, и на тебе тогда было одно лишь "красное платье невесты".
– Да, верно! – рассмеялась Елизавета, не чувствуя и тени смущения, и в этот момент в дверь постучали. Но за мгновение до этого Елизавета успела взглянуть на свою левую руку и увидела на безымянном пальце тонкое золотое колечко с огромным красным алмазом.
"Вот черт! Или Людо прав, и это был такой сон, в котором можно родиться и умереть, или… или, к примеру, стать женщиной?"
– Войдите! – разрешила она, подтянув одеяло к самому подбородку.
– Доброе утро, господа! – дверь отворилась не слишком резко, но, в то же время, решительно, и в комнату шагнул генерал фон Байер собственной персоной. – Ваше величество! – уверенный, но вежливый поклон Людвигу. – Ваше высочество! – добродушная улыбка, адресованная Елизавете. – Прошу прощения, господа, но вынужден вас потревожить самым решительным образом! На сборы и завтрак у нас не более получаса. Время не ждет! Беата!
– Я здесь, мой генерал! – Откуда-то из коридора, из-за спины барона появилась его бравый адъютант и залихватски щелкнула каблуками. Она была диво как хороша этим утром, и, по-видимому, вполне отдавала себе в этом отчет. Во всяком случае, улыбка, игравшая на ее полных губах, несла недвусмысленное послание всем, кто имел глаза, чтобы видеть, и сердце – чтобы чувствовать.
– Беата, мой друг, – генерал покосился на грудь своего адъютанта и едва не причмокнул губами, – введи, будь любезна, князя и графиню в курс дел и не забудь, пожалуйста, сменить знаки различия, а то раздражает, знаешь ли. Ты уже девять часов как премьер-майор[92], а все ходишь, как, прости Господи... в погонах ротмистра.
– Ну, если учесть, что большую часть этого времени я провела без погон... – улыбка Беаты стала еще шире, но откровенный намек на ее "непростые обстоятельства" ударил генералу Байеру в спину, он уже удалился так же поспешно, как и прибыл. По всей видимости, его внимания дожидались многочисленные, неотложные и в высшей степени важные дела. Впрочем, поспешность не означает суетливость. Даже торопясь, барон и на мгновение не утратил ни грана присущих ему достоинства и уверенности в себе. Знала себе цену и Беата. Она лишь вздохнула коротко, но многозначительно, и, стерев улыбку с губ, перешла к делу.