– Гонцы…
Слово прозвучало как удар била по вечевому колоколу и вырвало Джевану из задумчивости, заставило прислушаться к медлительной речи Лоона, в который раз рассказывавшего собранию, в каком ужасном мире им суждено жить.
"Гонцы…"
Гонцы, оказывается, прибыли ночью. Три гонца – один за другим. Последний перед рассветом… Но герцог Лоон не соизволил ей об этом сообщить, хотя они и виделись, и говорили уже раньше этим утром.
"Почему?"
Но ответ очевиден: потому что женщина. В его, герцога Лоона, глазах даже та, в чьих жилах течет Древняя Кровь, чьей волей он сам вознесен на нынешнюю вершину, став верховным воеводой Соглашения, полубогиня, чье золото смазывает тяжелые колеса войны, даже она – принцесса Джевана – всего лишь слабая женщина.
"Женщина… Что ж, посмотрим... "
Однако сейчас ее интересовали одни лишь новости. И они того стоили. Гонцы не зря мчались, не жалея себя и лошадей, сквозь пространства, полные неведомых ужасов и хорошо известных опасностей. Они принесли вести из тех краев, где вершилась теперь судьба мира. Оттуда, где войска императора захватили уже Хедебо, Стариград и Любицу. Однако вряд ли стоило рассчитывать, что Хальдеберд так рано встанет на зимние квартиры. А значит, если он все еще движется вдоль побережья, опираясь "левой рукой" на свой огромный гребной флот, то неизбежно скорое падение Арконы и Щецина…
"Хотя Аркону пойди еще возьми, но…"
Но третий гонец, тот, что прибыл на рассвете, принес по-настоящему дурные вести: маршал императора Дейдье, именуемый так же Вороном, захватил после кровопролитного сражения Линц и двигается на Велиград и Краков, которые, верно, уже захвачены за то время, что гонец добирался до Керича.
– Мы должны выступить немедленно! – не дослушав до конца длинную речь Лоона, заявил барон Аш.
– Выступить и дать сражение до первого снега, – Граф Сновид даже из кресла поднялся, то ли, не справившись с охватившими его чувствами, то ли прекрасно разыграв "нервическое волнение".
– Я… – Но Лоона никто уже не слушал.
Все заговорили вдруг, не обращая внимания один на другого, перебивая друг друга, порождая своими репликами хаос. Молчал только Людвиг, казавшийся сейчас бледнее чем обычно.
Джевана почувствовала "провал" по правую руку от себя, скосила взгляд, почти машинально отвлекаясь от главного, и увидела мальчика, съежившегося в огромном резном кресле. Он показался ей тщедушным и ничтожным, их маленький княжонок Людо. Он вызывал жалость, беспомощный, "лишенный речи" среди расшумевшегося собрания.
"Он боится, – решила принцесса, и в этот момент их взгляды встретились. – Он все понимает!"