Что-то надо делать, не так ли, ловчее становиться, валютами запасаться. Верно? Как вы не поймёте, что мне принадлежит (иль я ей) уйма роскоши. Какой? Насторожитесь: я испарюсь в незначительность, над коей посмеётесь, а туман в лице меня влажностью упростит ваше дыхание. Поняли?
Гениально, но глупо. Но гениально.
Сиял друзьям, после извинялся пред одиночеством за измену. Холод забрал осязаемость, согреюсь медицинским гением.
Юный лекарь – извращенец. Он любит макиато с ореховым сиропом – пенистую кислятину с послевкусием химии. Признался, а пьёт визавием мокачино, потыкивая меня своим во всех смыслах узким взглядом, однако леопардовая шаль не содрогается с моих костлявых плеч. Соблазняю парня из отражения.
За прозрачной стеной молчит брюнетка, подмигивая бронзовой бижутерией. Кофе перелез в живот, застыть на что-то не удаётся. Я же не один. Сравню дом буржуев с лифтом в космос да пойду спать.
Не знаю, поэт я или прозаик, мне по нраву в любом амплуа собирать словесную мозаику.
Надушился кубинскими сигарами, не шевелясь передвигаюсь в другой конец города, упираюсь зоркостью в освещение вагона, находя в нём арифметическое "равно". Две параллели равномерно гонят тусклость прочь, продукты науки удивительны. Думаю, что оригинальность можно завести, осознав её отсутствие, более того, приручивши ту, махнуть ладонью.
Проснулась из памяти сцена, где в школу колесил, залезши впервые в интернет телефоновский. Уподобился всем, отлично, чего делать то? Зачем я листаю туда-сюда бесполезно посты ненужные? Поплатился тогдашним неумением вести трафик двумястами рублями. Сегодняшние обыватели за сие платят увяданием ментального разнотравья.
Так вот, в шоколадной дублёнке созерцал весну, которую слабо грел централь нашей Галактики. Свидание с какой-то мадемуазелью сорвалось, идти некуда. Вроде появился повод для счастья, но моя кривая улыбка незнакомкам возле Красной площади, снимающим дурацкое что-то на телефон, убедила меня, что мне грустно. Искусство вечно? Мне плевать на всякую музыку, когда нет истинного желания жить. Горе без ума нелуковое, так как тот источает одиозный аромат.
Лекарь спросил, сколько в природе существует видов птиц, я ответил, что только одна достойна летать.
Что-то ёкает, даб я щедро информировал про ущербность. Чем себя использовать? Куда применять? Голова чешется, ударюсь в подушку.
Шелест бахил перенесёт в листовой ковёр, где босиком резвлюсь, только дурман краток. Веки разомкнуты, трёхмерье наяву.
Трепетанье растерял – настолько немощен сентиментальнейший. Ишь чего, французов читать – тотчас инфаркт прибьёт!