– Ты ненормальный, – отвечала Зоя растерянно, – я не отдам Манюшку на растерзание Гусю.
– Да кто, кто говорит о Манюшке, – вскрикивал кузен, – вокруг полно голодных профессионалок! Впрочем, ты права! Профессионалки грубы и пошлы, а у нас изысканная публика. Надо подыскать приличных женщин, клиент падок на приличных женщин.
– Замолчи, – твердо сказала Зоя, – я не превращу свой дом в вертеп.
Аметистов внезапно оглянулся на дверь, и я еле успел спрятаться. Не желая быть застигнутым, попятился назад, и вдруг наступил на чью-то ногу. Прямо из воздуха передо мной возник Великий Могол, или Чингис-хан, или Темучин – ну, словом, та самая косая желтая физиономия, которая так напугала меня давеча, когда мы с дядей входили в дом.
– Прошу прощения, – пробормотал я, стараясь, чтобы голос мой не дрожал, – я вас не заметил.
Желтая рожа, однако, ничего не сказала, только взяла меня за рукав и потянула за дверь. В тот же миг из комнаты в прихожую выглянул Аметистов и прокричал:
– Никого тут нет, Зоенька, у тебя паранойя! Аллюсинасьóн[7] – и не более того!
Стало тихо. Страшный человек, пленивший меня, стоял совсем рядом и весьма невежливо глядел прямо мне в глаза.
– Чем могу служить? – поинтересовался я, слегка откашлявшись.
– Вы врач? – сурово спросил он.
– Простите? – растерялся я.
– Ваш дядя говорил Зое, что вы врач, – сказал он уже утвердительно.
– Да, – отвечал я, – но дело в том, что…
Однако он уже не слушал, а железной своей рукой тащил меня вниз по лестнице. Я даже не пытался сопротивляться – такой ужас он мне внушил. Спустя минуту мы уже стояли на цокольном этаже, напротив двери, за которой, очевидно, и жил взявший меня в плен Чингис-хан. Меня почти втолкнули в квартиру, я зажмурился и застыл, ожидая по меньшей мере удара кастетом. Однако все было тихо.
Постояв несколько секунд, я решился открыть сначала один глаз, потом другой. В комнате не было света, только в дальнем углу топилась печка-буржуйка, давая небольшое неверное освещение и явственное тепло. Довольно быстро стало ясно, что в квартире есть еще кое-кто, кроме нас с Чингис-ханом. Прямо посреди комнаты на старом диване сидел седоволосый, но стройный и моложавый человек. Если бы не седина, ему нельзя было дать и пятидесяти. Лицо его казалось словно в граните вырезанным, а глаза были глубокие и страшные. Несколько секунд мы просто глядели друг на друга. Потом он вопросительно поднял бровь и проговорил:
– Ну-с, милостивый государь, и от чего же вы собираетесь меня лечить?
Я растерялся.
– Прошу прощения… Почему вы решили, что я буду вас лечить?