– А вы, простите, сами на каком инструменте играете? – вдруг перебил меня Буренин.
– Играю на фортепьяно, – отвечал я. – Но я любитель, дилетант. Что не мешает мне быть энтузиастом и мечтать о тех временах, когда наши выпускники будут побеждать на всех международных конкурсах.
– А вы, товарищ? – Буренин цепко взглянул на Ганцзалина.
– Луски говоли мало-плохо, – не моргнув глазом, отвечал мой помощник.
– Товарищ Ган – тоже музыкант, – поспешил я ему на помощь. – Здесь у нас находится по обмену опытом.
– И на чем же играет товарищ Ган? – полюбопытствовал Буренин.
– Гуцинь[33], – меланхолично отвечал Ганцзалин, а потом, подумав, добавил: – И эрху.
Рисковали мы не сильно: вряд ли в Наркомате торговли имелся гуцинь, не говоря уже про эрху, так что проверить навыки Ганцзалина Буренин никак не мог. Но он, кажется, и не собирался и вполне удовлетворился моей аттестацией Ганцзалина как чрезвычайно надежного товарища.
– Вам бы пора у себя в Китае учредить коммунистическую партию, – заметил Буренин.
– Будет, – не моргнув глазом, отвечал Ганцзалин, – усё будет.
Буренин выслушал нас и сказал, что сам, к сожалению, помочь не сможет: уезжает в Финляндию заместителем торгпреда, однако дал нам письмо к наркому просвещения товарищу Луначарскому.
– Анатолий Васильевич – прекрасный человек, и понимающий к тому же, – сказал он. – Предложите ему ваш проект, думаю, он обязательно поможет.
Расстались мы с Бурениным почти по-дружески. Выйдя на улицу, я взглянул на Ганцзалина. Вид у того был озадаченный.
– Сказать, о чем ты сейчас думаешь? – спросил я.
– Не надо, – отвечал Ганцзалин, – я и сам знаю, о чем думаю.
– А вот и нет, – заметил я. – Это весьма распространенное заблуждение. Мозг очень сложно устроен и часто выполняет одновременно какое-то количество задач. Человек обычно осознает только один сюжет, которому следует его мозг – как правило, самый простой. Более сложные остаются в тени. Вот я, например, сейчас как будто разговариваю с тобой, а на самом деле решаю, как дальше вести расследование.
– И какой у меня простой сюжет сейчас? – хмуро поинтересовался мой помощник.
– Ты думаешь, что, может быть, у вождя большевиков Ленина тоже есть двойники. Один Ленин, например, председательствует в Совнаркоме, другой выступает на митингах, где в него стреляет эсерка Каплан, третий сочиняет статьи и воззвания, четвертый подписывает расстрельные приговоры. Но если так, возникает вопрос – какой из этих Лениных настоящий?
– Да, – сказал Ганцзалин сердито, – большевики мне никогда не нравились.
Я, однако, полагал, что Ганцзалиновские симпатии и антипатии не так уж важны. Гораздо интереснее было понять, куда девался настоящий, точнее, фальшивый Буренин. Теперь они с Аметистовым становились главной целью нашего расследования.